С каждой переменой и поворотом в музыке менялись и движения людей в танце – если это был танец. Так и продолжалось по обе стороны реки некоторое время ночи. Он и не помнит, как с ними простился. Но когда настал день, он очнулся от сна в печке для обжига извести, что стояла у дороги, а рядом с ним лежала новая волынка. Чуть только проснулся – схватил волынку и тотчас же принялся повторять эту музыку: именно так, как играл ее ночью. Он сыграл ее от начала до конца, а потом снова и снова, и верно играл каждое украшение, и переход, и смену, – в точности как они это задумали в ту ночь, когда играли на другой стороне реки, – покуда не выучил мелодию наизусть и уж больше вовсе не боялся ошибиться. Удовлетворив свой пытливый ум, Шон встал, выбрался из печи и огляделся. Повсюду – и на дороге, и у оград вокруг было полно народу. Люди собрались, пока Шон играл музыку, чтобы уразуметь, в чем дело. Стоило подойти одному или двоим, они останавливались и прислушивались к мелодии и так заполнили всю округу. Люди дивились и изумлялись – понимали, что точно такая же музыка часто слышится здесь по ночам. Но это был первый раз за все время, когда услышали ее средь бела дня. Когда люди увидали, как Шон Чудной появляется из печки, и поняли, что это он играл ту нездешнюю музыку, они повесили носы и сказали себе, что недолго ему ходить по свету и скоро его унесут. Шон с ними поздоровался, и они с ним. Но никто не спросил, что же заставило его играть эту музыку. Они его вроде как боялись. Шон пришел домой и совсем скоро слег в постель. Никто и не думал, что он когда-нибудь оправится от этой болезни. Болтали, что те, для кого он играл музыку, хотят унести его, потому что им нужен свой волынщик – вот такой славный, как тот, что играл по ту сторону реки, а может, даже и лучше. Но какой бы ни была причина, в тот раз унести его им не удалось. Шон оправился и пришел в себя вопреки им. А музыка осталась. Вот тебе и весь сказ про то, как Шон Чудной выучил музыку сидов. Играет он ее очень редко, и тут особо нечему удивляться. Раз они собираются вокруг него, как вчера вечером, должно быть, они в большом восторге от музыки, что он играет. А уж раз они в большом восторге от музыки, такого музыканта они заберут к себе – рано или поздно. Ему лучше б совсем не играть такую музыку, и часто ему советовали ее не играть. Я сам давал ему такой совет, только ничего хорошего не вышло. Он не говорит ни «буду», ни «не буду». Никогда не угадаешь, что у него на уме. Неспроста его зовут Шон Чудной. Думаю, что их он ничуть не боится.