И Стэн, и Утте продолжали испытывать последствия перенесенной травмы, но каждый по-своему. В то время как тело Стэна реагировало живейшим образом (сопротивляться или смыться!), тело Утте повело себя абсолютно по-другому. Она утратила способность рассуждать и двигаться.
Причина такой реакции Утте на произошедшее, по словам ее терапевта-травматолога, кроется в раннем детстве. После смерти отца Утте пришлось жить со своей матерью, суровой и требовательной женщиной. Будучи еще совсем ребенком, она поняла: единственная защита, к которой она могла прибегнуть, – намертво абстрагироваться от обстоятельств. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, столкнувшись в зрелом возрасте с серьезной травмой, организм Утте отреагировал привычным ему образом.
Когда первичный мозг одерживает верх, он частично перекрывает работу высшего ментального уровня, нашего сознания, и заставляет тело бежать, прятаться, сражаться, а то и прикидываться мертвым… Если возникает достаточно веская причина для блокировки сознательного мышления, а такое как раз и происходит во время критических ситуаций, мозг продолжает вырабатывать стрессовые гормоны, а попытки пробиться мыслью (которая по своей сути есть электромагнитный импульс) сквозь эту преграду ни к чему не приводят. Даже спустя продолжительное время после спровоцировавшего ситуацию события мозг может продолжать посылать сигналы организму, чтобы избежать угрозы, которой давным-давно не существует[22].
Поскольку проявление реакции замирания наиболее вероятно, когда мы чувствуем бессилие, она особенно распространена у детей, в том числе в ситуациях, которые могут и не содержать серьезной угрозы. Родительское равнодушие, жестокое обращение, чрезмерные наказания и многое другое – все это крайне травмирующие ребенка факторы. «Примитивный мозг» реагирует на подобные события так, будто ситуация опасна для жизни. А поскольку бороться или убежать от взрослого ребенку крайне затруднительно, все, что ему остается, – прибегнуть к «реакции замирания».
Во взрослом возрасте эта реакция может сработать совершенно непредсказуемо, и вот мы уже лишены дара речи, идем на попятный, поднимаем руки вверх, сдаемся тем, кто нас же и предал, не находим себе места после конфликта и пробуем другие «вкусности» того же сорта. Реакция замирания способствует и саморазрушению: главным образом это проявляется в форме саботирования своих достоинств. Один страх перед этой реакцией удерживает нас от принятия жизненно важных решений.
В то время как полярный медведь, опоссум и кролик инстинктивно понимают, что им необходимо избавиться от посттравматических последствий с помощью тремора (в том или ином виде), мы, люди, предпочитаем «переступить через себя», «двигаться дальше», а гораздо чаще – принимать лекарства, которые якобы призваны избавить нас от последствий пережитого.