– А у тебя есть кривые пальцы на ногах?
– Вообще-то да. Мой второй палец кривой. Спасибо тебе за это. – Мы оба рассмеялись, но потом снова затихли.
– Каким он был?
– Кто?
– Твой отец.
Она так храбро посмотрела мне прямо в глаза, прямо как ее мать.
– Теперь мой отец – ты… Если хочешь, конечно.
Вот оно. Я заплакал. Я не всхлипывал, но по моим щекам катились слезы, а горло сжалось так, что мне казалось, я больше никогда не смогу дышать. Я протянул через стол руку, взял ее за руку и закрыл глаза. Я понял, что всегда хотел, чтобы Эш была в моей жизни. Мысль о том, что я пропустил ее детство, убивала меня.
– Да, я хочу, – прошептал я.
Она тоже заплакала. Мы плакали вместе, подчиняясь реальности, которую вынуждены были принять. Никто не в силах изменить прошлое и вернуть нам потерянное время, и нет таких слов, чтобы исправить это. Мы должны принять настоящее таким, как оно есть.
Мы встали, обнялись и долго стояли так. Я удивился, что она не показалась мне ни чужой, ни даже незнакомой.
Другие посетители кафе несколько раз взглянули на нас, но в целом всем было наплевать, и они продолжали свои разговоры, пока я обнимал мою плачущую дочь. Я так люблю эту нью-йоркскую манеру. Мне было жаль, что так получилось с детством Эш, и я все еще был страшно зол и на Грейс, и на Элизабет.
По пути домой Эш спросила:
– А как теперь будет у вас с мамой?
– Это очень сложная история, Эш. Я не знаю, что может произойти.
– Она любит тебя.
– Я знаю.
Когда мы подошли к дому, она вытащила из кармана телефон.
– Какой у тебя номер? Я пошлю сообщение, чтоб у тебя был мой тоже. Чтоб ты мог позвонить мне, если захочешь встретиться.
Я дал ей мой номер:
– Знаешь, я хочу не просто встречаться с тобой время от времени. Я хочу быть частью твоей жизни. Это может сперва показаться странным… Но я так хочу… Если ты не против.
Она усмехнулась и толкнула меня в плечо:
– Ладушки. Тогда увидимся… эмм… А как же мне тебя называть?
– Называй, как тебе нравится.
Она рассмеялась:
– Ладно, увидимся, Джордж.
Я покачал головой:
– Балда. – Я взъерошил ей волосы и тут заметил, что Грейс смотрит на нас из окна. Выглядела она ужасно, было видно, что плакала, не переставая. Она улыбнулась робкой, печальной улыбкой. Я отвернулся.
– Как насчет того, чтобы я пока называла тебя отец? Раз уж ты мой отец.
– Мне нормально. Хочешь завтра выйти позавтракать вместе? – Мне больше не хотелось с ней расставаться.
– Не могу, мы идем с подружкой по магазинам.
– Ладно, а послезавтра?
– Школа, а потом у меня шахматный клуб.
– Шахматный клуб? – я приподнял бровь.
– Ну да, цель моей жизни – выиграть у мамы в шахматы. Она сильна.