– В этом-то и проблема. Время. – Я обернулась к нему: – Какое фото ты продал?
– Твое. В самый первый день, когда мы встретились. То, где ты подбираешь пуговицу с пола. Мистер Нельсон выбрал это фото для университетской галереи, и его купили в первый же день. Я для прикола поставил на нее цену в тысячу долларов, думал, что все равно никто не купит. Это твои деньги так же, как и мои. Я хочу, чтобы ты взяла их.
Он казался искренним и милым. Мы разговаривали, и это было так здорово.
– Они не мои.
– Ну, как моя бывшая жена… – Он засмеялся. – Мы могли быть женаты, когда я ее сделал. Никто же не знает.
Я не выдержала и тоже засмеялась.
– Мы были женаты всего два дня. И в любом случае должно быть пополам.
– Ладно, хорошо. Я возьму остальные пятьсот и отдам их тебе в качестве оплаты за то, что ты мне позировала.
– Знаешь, я бы тоже посмеялась, но я сейчас страшно зла на своих родителей. Прямо не могу поверить, что они так поступили со мной. Можно подумать, я не хотела бы, чтобы они приехали на мое окончание, – не выдержала я.
– Таким способом они пытаются меньше чувствовать свою вину.
– Таким способом они собираются угробить меня.
– Нет. – Он сразу посерьезнел. – Нет, вовсе нет. Как только ты перестанешь так думать и увидишь, какая ты потрясающая, все обиды уйдут и превратятся в благодарность. Ты будешь думать типа: «Я рада, что моим родителям было на меня наплевать, это сделало меня той, кто я есть».
Я некоторое время сидела молча, пытаясь осознать его слова. Кажется, я поняла, что он имеет в виду.
– Я поняла. Однажды я скажу: «Спасибо, мама-папа. Вы козлы».
– Вот именно! – торжествующе подтвердил Мэтт.
– Спасибо, Мэтт.
– Всегда рад, – сказал он, вставая и направляясь к двери. – Слушай, ты побудешь тут еще немного? Я должен кое-что принести.
– Ладно.
Он скоро вернулся, неся с собой пончики, апельсиновый сок, маленький нотный пюпитр и электрогитару, в которой я узнала одну из гитар Брендона. Я лежала, повернувшись на бок и опираясь на локоть, и смотрела, как Мэтт движется по комнате. Он положил на тарелку три пончика в радужной обсыпке и дал мне вместе с маленькой бутылочкой сока, улыбнувшись и не сказав ни слова. Было еще рано, но в комнате было жарко и душно.
Он скинул ботинки, стянул через голову футболку и бросил ее мне.
– Можешь надеть, если хочешь.
– Мэтт…
– Чего? Ты всегда любила мои футболки.
Это было правдой. Я разделась до трусов и лифчика и натянула его майку. От его запаха мне стало тепло и щекотно.
– Видишь? Так лучше, – сказал он. Я кивнула.
Он остался только в черных джинсах с ремнем, который я ему сделала. Из его кармана свисала цепочка, которая раскачивалась, когда он ходил по комнате.