Конечно, риск был – до сих пор я имел дело (причем по пальцам можно пересчитать эти случаи) с травмами, огнестрельными и колото-резаными ранами, да подопечные мои были гораздо моложе. Перейдя на второе зрение, инфекций и травм не обнаружил, в основном – тусклое свечение изрядно изношенных тканей. Конечно, не сиять же на восьмом десятке. Свою хворь барон поименовал волчьей паутиной. Название, по его словам, пошло от того, что выявили ее лет двести назад у волков, водившихся у границы с Тинарией – внутренности погибших животных были словно оплетены черной паутиной. Барону довелось там служить – видимо, там и заболел. Ему еще повезло, что почти одновременно подхватил банальное воспаление легких и угодил в госпиталь, там оказались толковые лекари и смертельно опасную хворь смогли обнаружить в самом начале – внешние симптомы обычно проявляются, когда лечить уже поздно, и даже маги-целители в девяти случаях из десяти бессильны. Так что он выжил, хоть и пришлось уйти со службы. И много лет лекари неплохо болезнь сдерживали, иначе она сожрала бы его гораздо быстрее.
Разгадка внезапного ухудшения пряталась в сплетении черных нитей – сероватый сгусток, почти сливающийся с окружающими тканями. Сгусток, больше похожий на насос, вкачивавший в паутину какую-то иную отраву, нежели производила сама болезнь. Обычному лекарю не найти. Да и магу-целителю средней руки тоже. Паутина же от такой накачки постепенно мутировала, постепенно превращаясь в оружие, способное убить носителя паутины в нужный момент. То есть должно было казаться, что болезнь просто перестала реагировать на лекарства и нужно увеличивать дозы, что организму тоже не в радость. Это была магия того же порядка, что и та, которая должна была с моей помощью убить императора. Только барон должен подойти к смерти медленно, чтобы никто из окружающих не понял, что это убийство, и заряд здесь послабее, зато и рассчитан на больший срок. Но механизм был схож, и я знал, что делать – и с болезнью, и с «бомбой».
И рано или поздно, но кому-то предстояло очень удивиться.
Убедившись, что ничего не упустил, позволил отцу проснуться – причем у него осталось впечатление, что он задремал всего на несколько минут, а я лишь собирался его разбудить.
Между тем, история для законника у нас с ним сочинилась вполне правдоподобная. Мол, в день прорыва аркайцев меня контузило, и контузия эта вызвала обширную амнезию, плюс долговременные проблемы с речью. Благодаря этому Шай Таннер изящно превращался в искаженную форму имени Сайнел Танорен – случайное, в общем-то, созвучие имен сыграло нам на руку. Мол, все эти годы Сайнел шлялся по Ларинье и Сентере, перебиваясь охотой и наемничеством, пока однажды не начал вспоминать, потянуло домой, а потом ему – вот везение! – повстречался граф Урмарен. И граф, мол, постепенно разглядел в наемнике явное сходство с пропавшим двоюродным братом.