С полярниками Святого Носа мы обменялись фильмами. Хозяева разрешили брать любые, кроме одного, под названием «Убийство рыжего парикмахера». Это, так сказать, их собственное творчество, представляющее собой часть из «Звезды Улугбека», кусок «Женитьбы Бальзаминова», несколько кадров из «Новостей науки и техники» и каких-то других лент. Все это причудливо смонтированное действительно производило комичное впечатление. Кроме того, нас снабдили олениной, соленой и свежей рыбой.
Рыбы было так много, что часть ее, несколько ящиков, выставили на корму для тех, кто захочет иметь свои собственные запасы. Соленый омуль развешивали по каютам вялиться. Старпом Евгений Лапшов, увидев это, сильно разгневался и чуть было не выкинул ящики с рыбой за борт. Конечно же, для истинного моряка чистота и порядок на судне — первое дело.
…И вот мы опять в море. Только сменились с вахты, бухнулись в койки с одним желанием — заснуть, забыться, хотя бы во сне забыть об эхолоте, не дающем ни минуты передышки. Но тут стук в дверь, она ударилась о косяк с громом ружейного выстрела. И тут же мы слышим твердое начальственное приказание боцмана:
— Подъем! Веху будем сбрасывать!
— Есть матросы, которые по штату должны этим заниматься, — пробовал возразить Скоблов.
— Давно ли ты стал разбираться, кому что на судне делать? Лебедка сломалась, вручную нужно из трюма поднимать якоря!
Пришлось вставать. Да и не имели мы права обижаться; если б не крайняя необходимость, боцман и не подумал бы просить помощи у членов экспедиции.
Двое матросов спустились в трюм. Якоря, бетонные конусы килограммов по полтораста, были завалены досками, бухтами тросов, ящиками с корабельным имуществом. Вдвоем ворочать все это им оказалось не под силу. Спустились и мы с Тарасевичем.
Канат закрепили за гак, скобу якоря. Конец подали наверх, на палубу. Там его перекинули через блок.
— Вира! — рявкнул, запрокинув голову, Тарасевич. — Вира помалу!
Слова эти он произнес с видимым наслаждением. Должно быть, чувствовал себя в эту минуту насквозь просоленным моряком.
За конец взялись Филин и Необученков. Тянули, пока бетонная чушка не уперлась в нижнюю кромку люка.
— Майна! Майна помалу! — опять заорал Тарасевич.
Они «смайнали», но удержать конец не смогли. Якорь ухнул о палубу трюма, как бомба. Никого, слава богу, не задело: успели отскочить, вжались в переборки трюма. Но Филин в кровь ободрал о канат руки. Сергея заменили.
В конце концов якорь наверх подняли. Теперь оставалось привязать к нему длинную, выкрашенную в красное жердь, веху, и выбросить за борт. Здесь уж боцману наша помощь не требовалась.