Недавно Генька прочел у писателя Андроникова, как перед смертью Пушкина всю набережную устлали соломой и народ стоял под окнами тихо-тихо. И еще — как Лермонтов ходил прощаться с Пушкиным. Никто этого раньше не знал, а вот Андроников доискался. Из него, пожалуй, вышел бы детектив. Не хуже инспектора Вернера. Факт!
Кто же все-таки украл это чертово колье?
Честно говоря, Генька неясно представлял себе, что это за штука — колье? Цацка какая-то. Вроде брошки или там бус. Женщины — они любят навешивать себе на фасад всякие яркие предметы.
Генька еще раз перечитал загадку. И вдруг… Кофе! Молодой человек «пил торопливо», а чашка почему-то снова полна! Хо! Даже выплеснулся через край! Колье спрятано в чашке! Факт!
Генька бросился к телефону.
Яшка разозлился: он думал — Геньке ни в жизнь не догадаться.
— Следующая загадка — через неделю, — буркнул Яшка и положил трубку.
А Генька ликовал. Значит, и у него котелок варит! А то все — Витя, Витя!
Генькины мысли прервал телефонный звонок. Глуховатый бас Николая Филимоновича:
— Башмаков? Срочное дело. Через час всем звеном ко мне. Ясно? Тогда действуй.
Генька тотчас позвонил Оле. Кто-то из соседей буркнул: «Сейчас!» — и пропал.
Генька ждал-ждал, хотел уже положить трубку, как вдруг послышались торопливые шаги, и Оля виновато затараторила:
— Алло! Генька? Ты? А я была занята. Очень-очень занята. Очень-очень важным делом.
«Знаем эти важные дела, — подумал Генька. — Косу заплетала или платье примеряла. Не хватало еще бриллиантовое колье нацепить. Как той красавице».
— Вот что, — строго сказал он. — Ровно через пятьдесят, нет, через сорок пять минут будь у Филимоныча.
— А зачем? Почему так срочно?
— Филимоныч вызвал. Ясно? Тогда действуй! А я забегу за Витей.
* * *
В маленькой комнате Мальцевых стоял сладковатый запах. Витина мать капала лекарство в старинную длинноногую рюмку и, беззвучно шевеля губами, считала капли. Она даже не обернулась, когда Генька вошел, только повела плечом — не сбивай, мол. Потом поднесла рюмку к самому рту мужа.
— Опять? — шепотом спросил Генька у Вити.
Тот кивнул.
— И надо же — именно сегодня! Так ждал этого вечера, и вот…
— А какой вечер-то? — Генька и сам не заметил, как повысил голос.
— Что вы все — вечер, вечер?! — раздался с постели раздраженный голос Витиного отца. — Вечера танцев бывают. А это сбор, дивизионный сбор.
Генька посмотрел на него. Он уже привык, что Витин отец — слепой. Но обычно Александр Борисович ходил в черных очках. А сейчас он был без очков — и эти две пустые глазницы… Они зияли, страшные, как раны. И, как раны, были иссечены рубцами…