– Папа, прошу тебя, позволь Леди Оливии поехать с нами в Ричмонд. Пожалуйста! – громко попросила Селия, выводя Софию из задумчивости. Хейден нахмурился, глядя на собаку, сидящую в холле у входа, в то время как Селия, затаив дыхание, ожидала ответа отца.
– Да, – сказала София. – Леди Оливия может поехать с нами.
Селия радостно всплеснула руками, а огромная псина довольно завиляла хвостом. Девочка подхватила поводок собаки, и Хоторн открыл дверь, чтобы помочь ребенку забраться в ожидающую коляску.
Хейден делано нахмурился.
– Ты, моя дорогая женушка, начинаешь вносить анархию в мой дом. – Выдержав небольшую паузу, он улыбнулся. – Признай это.
Она положила руку ему на рукав.
– Тебе нравится Леди Оливия.
Он что-то неразборчиво проворчал, но глаза осветились новой улыбкой.
– Пойдем, моя дорогая, пора ехать. Но собаку я посажу тебе на колени.
Проехав мост и углубившись в открытые поля Ричмонда, они остановились и вышли из коляски. Прохладный зимний воздух и возбуждение от поездки окрасили щеки Селии.
– Посмотрите, – воскликнула девочка, указывая на стену из красного кирпича впереди, которая опоясывала Ричмонд-парк. – Папа, а мы сегодня увидим оленя?
– Надеюсь, что увидим.
Селия снова спрятала руки в муфту и начала покачивать ногами взад и вперед. Они снова забрались в двуколку и поехали по парку, наслаждаясь вкусностями из корзинки, и София слушала, как Хейден говорит с Селией о красном олене и о дикой природе заповедника. Неважно, что о нем думают. Хейден любит свою дочь и становится хорошим отцом. После неторопливой поездки через парк они направились обратно в Мейфэр. На полпути к дому уставшая Селия заснула, и Хейден заботливо укрыл ее толстым шерстяным одеялом. Потом достал остатки мясного пирога и скормил псине. София улыбнулась.
– Совершенно очевидно, что ты любишь эту собаку.
– Чепуха.
– Ты ее обожаешь.
Улыбаясь, он стянул перчатки, обхватил ее рукой за затылок и коснулся ее губ своими губами.
– Сегодня ночью я собираюсь тебя научить вести себя, проявлять больше уважения к мужу и никогда не спорить с ним.
Она тотчас представила себя в постели с Хейденом и как он глубоко входит в нее. Стараясь выбросить из головы эту картину, она бросила на мужа упрекающий и, как она надеялась, совершенно безразличный взгляд. Ее соски затвердели, и хотя множественные слои ткани это скрыли, он каким-то образом это понял. Понял, что ее тело жаждет его прикосновения.
София вспомнила первые три ночи их супружеской жизни, когда она упрямо отказывалась спать в его спальне. Он переносил ее в свою постель, соблазняюще нашептывая правила «одной постели». В некоторые ночи он занимался с ней любовью, в другие – просто держал ее в своих объятиях. Это казалось еще более сближающим. Она могла понять его физическую потребность удовлетворить желание, но объятия делали задачу сдерживания своего сердца более трудной. Это заставляло ее поверить, что они смогут состариться вместе и что любовь к нему не сделает ее уязвимой.