Ее голос умолк, и она обхватила себя руками, словно пытаясь защитить свое тело от нежелательных воспоминаний. София прикрыла рот рукой. Страдальческий взгляд женщины… ее поза. София встречала в миссии женщин с таким же опустошенным и испуганным взглядом. Она знала причину их страха, осматривала синяки на их горле, руках, бедрах. Взгляды женщин, подвергшихся насилию. Старый граф или принуждал к сожительству, или насиловал миссис Бичем, и София опасалась, что имело место именно последнее.
София повернулась к изодранному портрету. Лаура? Был ли это акт добровольного согласия, или?.. О господи! Неужели отец Хейдена был таким чудовищем? Она посмотрела на дрожащую фигуру миссис Бичем и получила ответ. София даже не осознала, что громко охнула, пока экономка не шагнула к ней.
– Простите, миледи, – взмолилась пожилая женщина. – Я забылась. Прошу прощения. – Лицо сморщилось, казалось, она готова заплакать. – Простите меня.
София подошла к женщине совсем близко. Она обхватила ледяные пальцы миссис Бичем своими холодными руками.
– Не надо, – твердо сказала она. – Не извиняйтесь.
София глубоко вздохнула. Ей необходимо поговорить с Хейденом. Ей необходимо дать ему понять, что она понимает события в его прошлом – те события, которые заставляли его быть властным с Софией, вызывали его страхи, даже гнев, который она иногда ощущала в нем. София забрала лампу и сделала знак экономке спускаться вниз.
– Миссис Бичем, я хочу, чтобы эти портреты упаковали. Уложили в ящик и заколотили.
– Да, мадам. Я сама прослежу за этим.
– Нет, – возразила София, не желая, чтобы женщине вновь пришлось видеть это лицо. – Скажите Хоторну, чтобы он поручил это одному из лакеев.
На лице экономки промелькнуло облегчение, и она кивнула.
София открыла дверь в спальню и увидела Хейдена стоящим перед нижним ящиком стола спиной к ней. Не говоря ни слова, она подошла к мужу, встала позади него и обняла руками за талию. Она прижалась щекой к его плечу. Он часто дышал, и воздух выходил с такой силой, что ее хватило бы раздуть меха кузнеца. Наконец его дыхание успокоилось, и он заговорил.
– Когда родилась Селия, я был счастливейшим из людей. Лаура чувствовала себя хорошо, Селия была крепенькой и розовенькой. Такой красивой. Однако я боялся… – Он помолчал и глубоко вздохнул. – Понимаешь, я боялся, потому что роды были преждевременными. Мы с Лаурой были женаты только семь месяцев. Ты ошибаешься, если думаешь, что я имею обыкновение лишать девственности, пусть даже тех, на ком собираюсь жениться. В нашу первую брачную ночь я не понял, что Лаура не была девственна. У меня было мало опыта. – София крепче обняла его. – После рождения Селии, когда Лаура спала, я поговорил с доктором наедине. Я хотел убедиться, что из-за преждевременных родов у Селии не будет никаких осложнений. Доктор заверил меня, что роды не были преждевременными. Наоборот, сказал он, ее сморщенная кожица говорит о том, что она припозднилась. «Слишком долго продержали в печке, – пошутил он. – Останьтесь на несколько недель в деревне, и она будет в полном порядке». – София крепче прижалась к мужу лицом, поскольку к глазам подступили слезы. – У меня было сильное желание придушить доктора, когда он подмигнул мне. Болван даже не понял, что только что сообщил мне: Селия не моя дочь. Я решил не принимать во внимание его слова как некомпетентность старого деревенского доктора, но девочка была такой крупненькой. Неделю спустя я спросил Лауру, кто является отцом Селии. Она ни за что не хотела раскрывать его имя. Это предательство подтачивало меня, словно какая-то коварная болезнь, и три недели спустя я уехал в Лондон. Уверен, что ты слышала о том, что я вел далеко не добродетельную жизнь. Мужчина, которого гложет то, что он воспринимает как измену, горит желанием отомстить. Я выставлял напоказ свои любовные связи. Я выбирал женщин исключительно из своего социального круга, из круга, к которому Лаура не относилась. Она унизила меня тайно, но я желал для нее еще большего унижения. Публичного распятия, которое ясно бы продемонстрировало мое безразличие.