– София, я не сделаю ничего, что ты не захочешь. Тебе стоит сказать лишь слово, и я остановлюсь.
Хотя и несколько осипший, его голос был на удивление успокаивающим. Это заставляло ее чувствовать себя в безопасности, но это была иллюзия, мечта, сотканная ее разумом и подкрепленная умелыми прикосновениями мужчины. Она открыла рот, собираясь сказать ему, что они зашли слишком далеко, но прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, он провел языком по ее ушной раковине и прошептал:
– Ах, София, как же ты красива, прекрасна во всех отношениях.
Понимал ли он, что с ней делали эти слова? Как они откликались на бушующее глубоко внутри нее желание – потребность, рожденную жестокостью и пренебрежением ее двоюродного деда?
София припала к губам Уэстфилда. Она не знала, сколько времени они целовались. Минуты казались секундами. Секунды казались часами. Представлялось просто невозможным вести счет времени. Его рука скользнула по округлости ее бедер и остановилась, пальцы медленно, дюйм за дюймом начали поднимать полы халата и рубашки, словно Хейден знал, что прикосновение шелковой ткани, ползущей по ее коже, усиливает ее желание, добавляя оттенков истинному удовольствию. Наконец рука мужчины легла на внутреннюю поверхность ее бедра. Его ладонь и подушечки пальцев, казалось, танцевали на ее коже, как самый нежный и легкий ветерок, от которого щекочущие мурашки бегут по коже. И вот его рука легла на самое интимное, уже влажнеющее место. Хейден почти рычал, словно дикий зверь, но это рычание не пугало ее. София, казалось, перешла черту, за которой страх сливался с удовольствием, делая его абсолютным. Его прикосновение было приятным, приятнее, чем какое-либо, которое она испытывала раньше. Внутри нее росло страстное желание большего. Она расслабила бедра, приглашая продолжить исследование. Хейден провел пальцем по стыку ее нижних губ, в то время как его язык заполнял ее рот. Она чувствовала себя порочной и потерявшейся в бурных ощущениях и вихре желания.
Но вдруг тепло испарилось, рассеялось, как вспышка молнии в небе. Холодный воздух овеял ее влажную кожу, София распахнула глаза. Уэстфилд смотрел на нее, его грудь тяжело вздымалась, а лицо было в тени. Он отшатнулся от лежащей Софии. Напряженное выражение его лица превратило пронизывающий женщину жар в арктический лед. Она поежилась. Резким движением он одернул ее ночную рубашку, прикрыв ноги, и окутал Софию покрывалом, потом, подхватив свою трость и опершись на стул, с трудом поднялся на ноги. Ошеломленная, она молча смотрела, как он идет к двери и берется за дверную ручку.