Можно предположить, конечно, что эту роль имеет в виду сам Антонио, выражая свою готовность быть смиренным — что злиться на Шейлока, когда сам несешь ответственность за свои решения. Никто не заставлял подписывать такой договор.
Другое дело, что Шейлок при обсуждении условий чуток манипулировал, но это было слишком явно, чтобы успешный купец не разглядел… Поэтому Антонио если и жертва, то только своей самонадеянности.
Дож
Пусть кто-нибудь еврея позовет.
Ну здесь все очевидно — для Дожа Шейлок в простой и понятной роли: еврей.
Если ко всем другим он обращается по именам, то здесь нет личности, нет конкретного человека. Просто — еврей, один из них. Все равно кто именно. Они все заменяемы. А это этика войны. Изначально пользуясь военной этикой, стоит ли удивляться, когда в ответ получаешь военные действия?
Салерио
Он у дверей. Вот он идет, синьор.
Дож
Посторонитесь. Пусть пред нами станет.
Все, Шейлок, полагают, как и я,
Что ты решил носить личину злости
Лишь до последнего мгновенья, чтобы
Нас добротою поразить затем
Еще сильнее, чем притворным зверством:
Не только позабыть о неустойке —
О фунте мяса бедного купца, —
Но вполовину и о самом долге,
Из чувства человечности, любви
И состраданья, вспомнив о несчастьях,
Обрушившихся на него недавно,
Сваливших короля среди купцов,
Способных вызвать жалость даже в людях,
Чья грудь — как бронза, сердце — как скала, —
В неумолимых турках и татарах,
Не ведающих доброты и ласки.
Мы ждем отрадного ответа, Шейлок.
С одной стороны, Дож пытается показать Шейлоку «дорогу к жизни»: мол, ты специально кажешься злым, чтобы потом сделать доброе дело — забыть о неустойке и простить половину долга. Проявить жалость.
Но с другой стороны, Дож тем самым помещает Шейлока в «местность смерти». Ведь если Шейлок отступит, то тем самым признает, что был неправ изначально. Что он заключил договор, который не мог бы выполнить. Что он настоял на суде не для решения дела, а для демонстрации своей «человечности»… Что он не деловой человек, а шоу-мен…
И если Шейлок «простит» должника, то тем самым признает, что «носил личину злости», а вовсе не был правым по существу. И чем больше «давил» Додж, тем меньше оставлял возможности Шейлоку отказаться от своего требования, сохранив чувство собственного достоинства.
Потому что позиции все более четко разделяются — или я прав, или я не прав. Все остальное — лирика.
И чем больше набирается аргументов в пользу «прости его» (= ты не прав), тем больше твердости должно появляться у Шейлока (= я прав).
Заметим, что часть аргументов имеет несколько унизительную окраску — сравнение не с лучшими образцами человеческого милосердия, а с «турками и татарами». Что означает: ты настолько плохой, что сложно найти кого-то еще хуже. Если ты простишь должника — это будет нормально. А если не простишь — то будешь хуже всех плохих. Шантаж, между прочим.