— Да так ничего особенного, я даже сразу его и не узнал.
— И в тот день позвонил снова?
Агафонов молчал. Владимиров понял его молчание и продолжил.
— И Волкова сама подошла и села в вашу машину, или вы подъехали поближе к кафе, чтобы стать первым из таксистов?
Агафонов не произносил ни звука, видно было, что он изо всех сил сдерживает себя.
— Она стала засыпать уже в дороге? Поэтому вы свернули? Ведь ее дом находился в другой стороне?
— Что?
— Мы проследили путь вашей машины в тот день, вы сначала взяли курс на ее дом, а потом поменяли маршрут, — продолжил свой блеф Владимиров. Он внимательно смотрел на своего собеседника и ловил малейшие изменения на его лице.
— Нет, — вдруг взорвался Агафонов, — она сказала «станция метро Павелецкая», я поехал по другой дороге, и сумочка у нее была закрытая. Из нее ничего не выпадало. Не было в салоне телефона! Я каждую неделю уборку полную провожу!
— Значит, вы признаете, что вашей пассажиркой в тот день была Волкова? Вы ее узнали? — спокойно спросил Владимиров. Он уже услышал все, что ему было нужно, Агафонов попался в расставленные им сети, выдав себя.
— Да не знаю я, в машине темно было, на улице темно, — начал оправдываться Агафонов, еще не понимая суть допущенных им ошибок.
— Но вы осматривали вещи утопленной вами женщины?
— Какой утопленной? — вдруг заволновался Агафонов. — Я ее отвез по адресу и все.
— Вы сказали, что не было телефона, а сумочка была закрыта, — отозвался Владимиров. — Как вы это узнали?
И тут до подозреваемого стало доходить, что в своей речи он совершил оплошность. Его гнев сменился выражением бессилия, но он еще пытался за что-то побороться.
— Но откуда же телефон, я же все проверял потом, — пробормотал он.
Владимиров промолчал. Он уже понимал, как вести допрос дальше, чтобы к концу дня у него на столе лежало чистосердечное признание Агафонова. Но тот видимо, решил ухватиться за другую тему.
— Но ведь она была сволочью последней, таких вообще надо расстреливать без суда и следствия, — заговорил он. — Скольким людям горе принесла, прорва ненасытная. На лицо прямо ангелочек, а внутри гадина. И что вы мне про ее детей, говорите, если у меня свои дети из-за нее пострадали? Они ведь могли жить по-человечески, если не эта Волкова. Я ее, конечно, ненавидел, но зачем мне ее убивать? Что толку?
И вдруг, на секунду задумавший о чем-то, Агафонов продолжил с некоторым жаром:
— Знаете, это ведь все Станислав этот. Он… Подмешал ей какой-то концентрат, потом мне позвонил, мол, забери клиентку у нас в кафе, удивишься, когда на нее посмотришь. Она вышла, я и, вправду, удивился, а она у меня заснула, я Стасу звонить, а он смеется, мол, оставь ее в парке поспать. Я положил на скамейку, денег даже не взял, что мне в ее вещах-то копаться, может и телефон у нее еще какой был, да выпал. А кто-то ее убил, или сама встала и к реке пошла. Да не убивал я ее, разрази меня гром — не убивал!