– Очень.
– Ты уже потерла пятачок Порцеллано?
– Нет еще.
Лусиана знала легенду о бронзовой скульптуре кабана возле Меркато-Нуово: если потереть его пятачок, то обязательно вернешься во Флоренцию. Лусиана собиралась сделать это перед тем, как покинет Флоренцию, хотя вряд ли будет польза.
– Не хочешь возвращаться домой, Люси?
– Нет, но мне нельзя здесь оставаться.
– Предлагаю тебе работу в Салерно.
– То есть как? – Лусиана не верила ушам.
– Будешь работать на меня. Найму тебя учителем, пока не получишь диплом детского воспитателя. Дети явно любят тебя.
Лусиана не знала, смеяться или плакать. Ей хотелось и того и другого. Принцессе Лусиане де ла Исла де Изерот предложили первую работу. В некоторых семьях это повод для праздника, а в ее – это позор. Смеяться или плакать?
– Работа. – Перед глазами Лусианы мелькали красные круги: сигнал тревоги, опасность. На сей раз принцесса Лусиана не могла ошибиться. Снова на другой стороне площади она увидела двух мужчин в черном с рацией. Они смотрели прямо на нее. У нее подкосились ноги.
Кьяра протянула ей визитную карточку, которую Лусиана машинально засунула в карман джинсов, где лежали деньги, которые Джио заставил ее взять на всякий случай.
– Подумай об этом и дай мне знать в ближайшее время.
Способна ли она ясно мыслить? События последней недели заставили Лусиану усомниться в базовых ценностях. Она подвергала сомнению такие принципы, как ответственность и самопожертвование, честь и привилегии, долг и свобода. Все оказалось гораздо сложнее.
Сможет ли она осуществить дерзкий план, зревший в ее рациональном сознании? Она не знала, на что решиться. В одинаковой степени в ней боролись за и против. Когда Видджио вез ее к месту назначения, она настолько погрузилась в мысли, что едва различала дорогу. Попросив его подождать, она вышла из машины. С видовой площадки Пьяцалле Микеланджело на вершине холма открывался захватывающий вид. Город лежал как на ладони от мостов через реку до колокольни Бадиа Фиорентина и кафедрального собора на фоне Тосканских гор. Панорама настолько впечатляла, что у многих вызывала слезы восторга. Что касается принцессы, то слезы лились рекой, остывая на свежем ветерке. Сначала Лусиана оплакивала расставание с Джио, вызывавшее физическую боль, как если бы пластырь сдирали с незажившей раны, потом она рыдала над решением, которое намеревалась претворить в жизнь: если все получится, то не избежать скандала, еще большего, чем она уже учинила, но возврата не будет.
Лусиана впервые лила слезы, вспоминая мать, хотя почти не знала ее, но понимала, что та не смогла поставить долг превыше личного счастья. Мать не лишила себя жизни – так распорядилась судьба, но ее дух был сломлен еще до замужества в восемнадцать лет. В какой-то степени Лусиана приняла решение в память о матери.