И в таком вот состоянии, воспринимая себя почти как божество, Чолли познакомился с Паулиной Уильямс. И именно Паулина — точнее брак с ней — довершила то, с чем не сумел справиться даже свет карманного фонарика белого мерзавца.
Постоянство, однообразие, отсутствие каких бы то ни было вариаций — все это тяжким грузом обрушилось на Чолли, приводя его в отчаяние, замораживая воображение. Необходимость всегда спать с одной и той же женщиной — да ему даже сама эта мысль казалась странной и неестественной; мало того, женщина еще и ожидала от него прежнего энтузиазма, хотя ему уже давно надоели ее старые уловки; нет, думал он, можно только удивляться ее беспечной наглости. Когда он в Кентукки впервые увидел Паулину, она торчала у изгороди, буквально повиснув на ней и стараясь лишний раз не утруждать искалеченную ногу. Ее аккуратность, очаровательная внешность и та радость, что вспыхнула в ней после знакомства с Чолли, сильно на него подействовали. Настолько сильно, что он вдруг захотел вить с ней гнездо. И даже не догадывался о том, что именно в итоге это желание уничтожит. Впрочем, на таких размышлениях он особенно не зацикливался. Гораздо больше его волновал другой вопрос: куда подевалось столь свойственное ему любопытство? Теперь ему все стало безразлично, ничто не интересовало. Ни он сам, ни другие люди. Какой-то просвет возникал порой, если хорошенько выпить, — что-то вроде разрывающего тьму света прожектора, — но вскоре этот недолговечный свет гас, и наступало полное забвение.
Но особенно его ошеломил, буквально лишив почвы под ногами, аспект супружеской жизни, связанный с рождением детей. Чолли не имел ни малейшего представления о том, как растить детей; его самого, лишенного родителей, никто никогда толком не воспитывал, и в этом отношении никакого опыта у него не было; кроме того, он просто не представлял себе, какими должны быть отношения родителей и детей. Если бы он стремился накопить состояние, дети могли его интересовать как грядущие наследники; если бы ему хотелось самоутвердиться в глазах недруга или общества, он мог приложить усилия к тому, чтобы дети во всем превзошли его самого — и тогда весь свет стал бы ими гордиться. До тринадцати лет Чолли не чувствовал себя в этом мире одиноким, хотя из близких у него была всего одна умирающая старая женщина, всегда чувствовавшая себя за него ответственной; однако и возраст тетушки Джимми, и ее женская сущность, и ее интересы были столь далеки от его собственных, что теперь ему никак не удавалось ощутить сколько-нибудь стабильную связь с собственными детьми. Нет, он, разумеется, как-то реагировал на их присутствие в его жизни, однако реакция эта всегда была основана на его сиюминутных чувствах.