«Хватит прятаться, сидеть, как мышь в норе. До пропавшего бургомистра никому нет дела, никто не ищет его. Пришла пора покинуть хутор, а с ним и область. Уйду не простившись, чтобы не видеть Клавкиных слез».
На крыльце кто-то стал сбивать с обуви снег, затем постучал в дверь. Дьяков пулей слетел в подпол.
— Ктой-то? — спросила Клавдия и услышала в ответ:
— Касьян.
С председателем сельсовета Клавдия не виделась с минувшего лета, слышала, что тот ушел к партизанам, воевал с оккупантами. Впустила в дом, пригласила к столу.
— Откушайте, чем богата.
Касьян расстегнул доху, снял шапку.
— Благодарствую, но для рассаживания нет времени. Дело прежде всего. Колхоз наш возрождается, каждая пара рук на вес золота, особенно твои, лучшей у нас доярки, телятницы. Приступай к работе.
— Так некого доить и выхаживать — опустели стойла, — напомнила казачка…
— Будут тебе новые коровы с телятами. Из Зауралья к нам спешит эшелон с рогатым скотом. Приставали вражины?
— Один прижал к стене, распустил руки, но дала ему коленом промеж ног, взвыл, согнулся в три погибели, больше никто не лез.
— Хорошо, что домогался один, было бы больше, не отбилась от насильников.
— Стоит мне сильно разозлиться, силенки прибавляются, защищаюсь всем, что под руку попадет, в ход идут зубы, ногти.
— Это точно, баба в ярости страшнее самого злющего зверя.
Голоса стихли, но Дьяков продолжал сидеть не шелохнувшись. Успокоенно вздохнул, лишь когда крышка приподнялась и услышал:
— Повезло, что дядька Касьян не рассиживался и не угощался, иначе увидел бы две тарелки, пару ложек с вилкам и понял, что в доме еще кто-то есть.
Чего Дьяков никак не ожидал, так это появления прежде неведомой боязни замкнутого пространства — клаустрофобии. Стали давить стены, потолок опускался, дыхание сдавливалось. С нетерпением ожидал прихода ночи, чтобы на пару часов покинуть осточертевшее место добровольного заточения, насладиться пьянеющим свежим воздухом наступающей весны.
«Хватит быть затворником. Пора покидать хутор, отыскать подальше от Сталинграда берлогу, залечь в нее, переждать смутное время, чтобы бургомистра посчитали пропавшим в горниле войны».
Еще что-либо подумать не успел — за спиной раздалось поскрипывание снежного наста и голос:
— Не спится? В ваши далекие от старости годы бессонница не должна мучить.
Дьяков как ужаленный дернулся, резко обернулся и увидел женщину в пуховом платке.
— Или наскучило делить постель с Клавкой, которая холодна и бесчувственна, как бревно? Оно понятно — нет опыта в любовных делах, лишь считаные денечки побывала в женах, не обучена, как надо мужика ублажать.