Где же, где же злоба, когда она должна быть? Шантия закрыла глаза, пытаясь отыскать тот прежний комок из игл и огня — и не могла. Руки затряслись. Вздёрнув подбородок, она воскликнула:
— Я не такая, как они! Это будет мой ребёнок, и только мой… я…
— Да кто ж тебе даст-то его, балда, — беззлобно пожала плечами женщина. — Как от титьки оторвут — всё, не твой уже. Это если сразу кормилицам не отдадут.
— Я. Не. Хочу! — выкрикнула Шантия, отшатываясь от собеседницы, как от морской змеи. С какой стати она говорит всё это ей, говорит, будто думает, что ей слова полны утешения?! Нет, от них не может быть спокойно, не может вновь возвращаться на уста почти исчезнувшая улыбка. Мать не может ненавидеть.
— Да ты сама подумай, дурёха. Ты этого ребёнка хотела, что ли? Или, может, короля нашего любишь больше жизни?
Даже когда Ирша просто говорила, не пытаясь задеть, её слова звучали ядовито; закружилась голова, и подступили к глазам слёзы. Зачем, зачем спрашивать то, на что очевидно не получишь ответа?!
— Мать должна любить…
Собственный голос отчего-то показался слабым и беспомощным, как писк воробья. Сверкнуло ярче пламя факела чуть поодаль: почудилось? Отчего так горят глаза Ирши, отчего так хочется убежать от неё как можно дальше, не слышать чудовищных слов, не позволять себе даже думать…
— Ну давай, давай, распускай сопли, — передёрнувшись, она ушла — до того, как подумалось, что сейчас так уместно было бы, если бы вдруг вспыхнули волосы её и глаза, явив миру женщину-огонь, давно лишившую Шантию спокойного сна. Но взамен уходящей Ирши в расплывающемся от злых слёз мире явилось новое лицо. Венисса стояла напротив, у стены, и перебирала в руках отчего-то влажный кусок полотна. Встретились два золотых взгляда — заплаканный и обманчиво тёплый. Певунья растянула в улыбке губы:
— Я слышала, у тебя будет ребёнок. Что ж, долгих лет и здоровья ему. Надеюсь, ты родишь Кродору достойного сына.
Больше жестокая соперница не сказала ничего, и оттого почему-то стало намного больнее.
А тем временем таяли снега, и всё чаще слышались среди слуг пересуды: скоро, скоро навестит замок Её Высочество Фьора, вторая принцесса Витира. Говорили об этом, пожалуй, чаще, чем о том, что иноземка-наложница носит под сердцем дитя людского вождя; лишь изредка вспоминала о ребёнке какая-нибудь особо болтливая служанка — и тут же зажимала рот рукой.
— Карга она, точно вам говорю! Вот вылезет из неё чудище о трёх головах… Тьфу на неё, тьфу! — бормотала порой кухарка, думая, что Шантия не понимает людского языка. — Чего глазёнки-то вылупила? Ступай, ступай себе, ведьмачка! Улыбается тут… видали, улыбается-то! Ступай, говорят тебе, у меня дел — ух! Иди, иди давай!