— Им выжигали особые знаки на самых разных частях тела: у каких-то народов отметины оставлялись на лбу, у кого-то — на груди, а у кого-то — на запястьях.
В это время долговязый со всё тем же спокойным выражением лица, надев предварительно на руки толстые перчатки, вытащил из огня длинную металлическую палку, один из концов которой был раскалён добела. Сообразив, что сейчас произойдёт, Эйрен попытался вырваться, но крепления были затянуты слишком сильно, а свободную руку изо всех сил сжимал издевательски ухмыляющийся азиат.
— Потерпи, — то ли издеваясь, то ли и впрямь сочувствуя, проговорил синеглазый. В следующий миг его долговязый коллега прижал раскалённый конец палки к запястью Эйрена.
Боль. На пару секунд Эйрену показалось, что он ослеп и оглох, настолько сильной была эта резкая, пронизывающая до самых костей боль. Юноша попытался закричать, но даже на это у него не хватало сил. Из груди вырвалось только тихое поскуливание. По щекам покатились слёзы.
«Больно!»
Долговязый ещё крепче прижал к коже юноши раскалённую палку. Эйрен уже даже не пытался закричать. Смысл? Боли больше не было. Возникло такое чувство, что всю руку ниже локтя попросту отрубили. Почувствовав отчётливый неприятный запах горелой плоти, юноша сглотнул, пытаясь сдержать тошноту.
Блондин, наконец, убрал раскалённую железку. Азиат спокойно отвязал Эйрена от стула. Юноша, боясь даже взглянуть на обожжённую руку, поднялся. Его шатало. Казалось, тело отказывается подчиняться хозяину.
— Теперь, думаю, неплохо бы отвести тебя в самолёт.
За бортом самолёта раздавался мерный гул двигателей. Почему-то сейчас Эйрену вспоминался его первый полёт на самолёте. Тогда он с родителями отправлялся в гости к бабушке с дедушкой в сто восемнадцатый Периметр. Юноша помнил, как радовалась мама: ещё бы, ей ведь предстояла встреча с родителями.
Отец тогда, помнится, всё время волновался, что они что-нибудь забудут, и по несколько раз проверял все сумки. Так бы он и бегал вокруг багажа до тех пор, пока не объявили посадку.
Тот самолёт был нисколечко не похож на этот. Там, по крайней мере, имелись сиденья и ремни безопасности, этот же, судя по всему, вообще не предназначен для перевозки людей. По крайней мере, вне кабины пилота здесь пустое пространство, без сидений или хотя бы чего-то, за что можно уцепиться. Не думая о брезгливости, Эйрен уселся прямо на пол: не хватало ещё упасть во время полёта и получить вдобавок к дикой боли в руке и головокружению парочку переломов.
Лишь через некоторое время Эйрен осмелился взглянуть на обожжённую руку: ему казалось, что он не увидит ничего, кроме дымящегося обрубка, больше похожего на жареную котлету, чем на человеческую конечность. Подавив приступ тошноты, он всё-таки посмотрел на место ожога — и с удивлением для себя отметил, что всё не так страшно, как показалось сначала. Да, кожа лопнула, и рана покрыта корочкой засохшей тёмной крови, но пальцы двигаются, и рука отваливаться не торопится. Эйрен нервно засмеялся, чувствуя, как у него непроизвольно дёргается уголок рта: ещё утром он бы не поверил, что смог бы радоваться тому, что у него обе руки на месте. Но сейчас весь привычный мир счастливо летел к чёрту и, похоже, не собирался притормаживать.