Вобщем, Вован с удовольствием принял возложенную на него часть обязанностей и обещал передать всем капитанам своих кораблей и заморским купцам-посредникам назидание о закупке всяких, даже экзотических фруктов.
Серега же, получив такую поддержку, перешел к уже промышленным масштабам. Под это дело была построена даже котельная для питания паром технологического процесса, где предусматривалась высокая температура и давление. А Агафон лично съездил на встречу со свои скифским коллегой и отвез ему на пробу несколько горшочков нового изысканного лакомства. Отзывы из дворца поступили самые благожелательные и Агафон, не сомневаясь больше, взял на реализацию большую партию, прибавив к ним несколько амфор молодого пока коньяка.
Обоз должен был тащиться до Неаполя пару суток и Вован не стал дожидаться результатов. В новое плавание его провожала робко стоящая в сторонке Млеча.
Была середина октября. Море стало темно-синим и сморщенным. Ветер дул преимущественно с северных направлений и воздух ощутимо похолодал. Осень правила бал на юго-западе Крыма. Вернувшийся из города Прошка злорадно доносил развалившемуся в кресле Боброву:
– Неуютно у них в городе. Народ уже сейчас мерзнет, заматываясь на улице в гиматии, пеплосы и хламиды. И, главное, никто не утепляется. Кажется, пример перед глазами, я имею в виду скифов, ну надень ты штаны и будет тебе счастье. Нет, блин, ходят с голыми ногами. Даже наш прогрессивный Никитос. А потом прибежит к Петровичу. Ведь ясно же, что здесь не Греция.
– Это он зря, – добродушно проговорил Бобров. – Дует же. Сколько там снаружи? Не смотрел?
– Смотрел, конечно, – Прошка отвлекся от критики несчастных херсонеситов. – Девять градусов. А между прочим, когда я уезжал утром, было одиннадцать. Холодает, однако.
– Холодает – ладно, – сказал Бобров. – А вот шторм нам сейчас совсем не нужен. На днях должен прийти «Трезубец», а Владимир вдоль берега не ходит. И, скорее всего, рванет от Босфора прямо сюда.
– Нуда, – хихикнул Прошка. – Млеча и все такое...
– А в ухо? – лениво поинтересовался Бобров.
– Молчу, молчу, – Прошка был само смирение.
В дверь таблинума заглянула Злата.
– Ага. Вот ты где. Там Юрик появился. Замерз как последний раб в одной набедренной повязке. Сейчас на кухне трясется. Ефимия ему вино греет.
– Зря он с вина начал, – проворчал Бобров. – Лучше бы чайку с медом принял. Наверно не хочет выбиваться из образа.
– Это кто тут чего не хочет? – из-за плеча Златы появился закутанный в одеяло Смелков.
В руках его исходила паром большая кружка. Юрка смачно отхлебнул из нее и блаженно зажмурился.