Хорошо было сидеть с моим стариком на крылечке,— он так часто отлучался из дому, что мне очень редко удавалось побыть с ним. Мой старик раскурил припасенный заранее окурок сигары и попыхивал им в темноте, и дым стлался по крыльцу, и хорошо пахло сигарой и свежим ночным ветерком.
— Вот что, сынок,— сказал он после долгого молчания,— утром, как только позавтракаешь, сбегай опять к бакалейщику. Возьми в курятнике еще одно яйцо и выменяй его на корм. Профессора надо подкормить пораньше,— ты видел, какой он замученный. Его надо хорошенько подкормить, тогда он скорее окрепнет.
— Хорошо, папа,— сказал я,— непременно схожу.
И мы сидели в темноте, думая о Профессоре.
Потом мама позвала нас, и мы вошли и уселись за стол. На ужин было только одно блюдо — большой пирог с курятиной. Он был запечен в глубокой форме, и корка у него была толстая, румяная.
Папа сначала отрезал мне, затем маме, а уж потом взял и себе большую порцию.
Мама была не расположена разговаривать, а папа боялся начинать. Он никогда не затевал с нею разговора, пока не нащупает почвы. Мы сидели за столом и без лишних слов уписывали пирог, пока от него ничего не осталось, Папа откинулся на спинку стула и посмотрел на меня. Видно было, что он очень одобряет мамину стряпню.
Было тихо, как в церкви, когда разойдутся все прихожане.
— Моррис,— сказала мама, аккуратно укладывая свои нож и вилку,— надеюсь, это послужит тебе уроком.
— Что послужит, Марта? — спросил папа.
Она посмотрела на тарелку, где рядом лежали ее нож и вилка, поправила их, потом взглянула на него в упор.
— Надеюсь, теперь ты никогда в жизни не принесешь в дом бойцового петуха,— сказала она. — Мне пришлось даже на это решиться.
— На что? — сказал мой старик, перегибаясь через стол.
— Я запекла в пирог...
— Профессора?!— сказал папа, слегка отодвигаясь от стола.
Мама кивнула. Лицо у моего старика побелело, и руки опустились. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не мог выговорить ни звука. Не знаю, как долго все это тянулось, но' мне показалось, что прошло полночи, прежде чем кто-нибудь из нас двинулся.
Мама заговорила первая.
— Не хотелось мне этого делать, Моррис, но ничего другого не оставалось.
— Ведь это же был Профессор,— сказал я.— Зачем же ты...
— Молчи, Вильям,— сказала мама, поворачиваясь ко мне.
— Напрасно ты это сделала, Марта,— сказал папа, отпихивая стул и вставая.— Кого другого, только не Профессора. Он был...
Больше мой старик ничего не сказал. Он повернулся и пошел через весь дом к выходной двери.
Я вскочил и побежал следом за ним. На крыльце было как-то особенно темно, и после светлой комнаты