— Раз я, по-вашему, похож на русского, зовите Иваном.
— Ну, а я буду Жан, если позволите. Жан, Иван — это же одно и то же.
— А вы уверены, что морковки хватит для двоих?
Жан остановился, достал из кармана очки, протер стекла, надел их и взглянул в лицо Хартману:
— Пока нацисты полируют урановую бомбу, мы все жуем ботву. Вот дотянемся, тогда и посмотрим.
— Вполне разумный подход.
— Если Гитлер получит это оружие, — Жан ткнул пальцем в записку в руке Хартмана, — он применит его, не задумываясь, и тогда все разногласия между союзниками антинацистского фланга лопнут как мыльный пузырь. Когда загорается дом, все кидаются тушить пожар, и только потом принимаются делить то, что удалось спасти.
— В таком случае я возвращаю вам это. — Хартман протянул Жану список вопросов, адресованных Маре.
Поколебавшись, тот взял страничку и сунул ее в карман.
— Заметьте, — сказал он, — я не спрашиваю, из какого вы стойла.
— Заметьте, я — тоже.
После недолгой паузы Жан сказал:
— У вас хорошие информаторы.
Хартман промолчал. Жан пожевал губами и добавил:
— Надо договориться о безопасной связи.
— Обсудим это, — сказал Хартман, поворачивая обратно. — Со своей стороны, я попытаюсь адекватно удовлетворить ваш интерес — в пределах возможного, разумеется.
— И допустимого? Согласитесь, Иван, в снах все-таки таится какая-то истина. Время — торговать и время — покупать.
— Не богохульствуйте, в Священном Писании об этом говорится иначе.
— А вы до сих пор верите Священному Писанию?
— Конечно. Такие, как Гитлер, не оставляют другого выбора. А вы, я так понимаю, не верите?
Жан уставил на него свои козьи глаза:
— Я мучаюсь. Зло бывает злым и зло бывает добрым — здесь корень моих сомнений. Гитлер, Сталин, Черчилль, Муссолини, Франко, Рузвельт — я не знаю, где тут Божественный промысел? Мы живем в такое время, когда дело важнее человеческой морали. Да что там морали — самой жизни. Хорошо ли это? Правильно ли? Не пора ли задуматься о том, что, убивая человека, мы убиваем Бога, живущего в нем? И что в итоге остается — дело? А человека — нет.
— Когда, потушив пожар, мы будем делить то, что удалось спасти, вспомните свои слова, — заметил Хартман и взглянул на часы: — Однако если мы продолжим теологический спор, конца нашей беседе не будет.
На прощание Жан неожиданно, вне видимой связи, сказал:
— Шансы, Иван, есть у того, кто живет с предчувствием новой войны уже тогда, когда еще не закончилась старая. К великому сожалению…
Оле и Хартман не проронили ни слова, пока не выехали за пределы Бабельсберга.
— Кто это? — спросил наконец Оле.