— Скажи ей, что я Пашку Седых случайно встретил. Помнишь, я в Тайшет ездил? Там его и встретил. Работает под конвоем, шпалы кладет на железной дороге. Здоров. О ней спрашивал. Интересовался, родила ли она. А что, родила уже? Я и не знаю.
— Скоро родит. Толстая такая ходит.
— Жаловался, что он ей пишет, а ответа нет. Вот и все, тут нас конвой разделил. Дурень этот Пашка, как будто он не знает, что комендатура никаких писем никому из вас не передаст. Их вон целые стопки у Савчука лежат. Ты тоже от меня не жди, не отдадут. Даже если бы я и написал с фронта…
В тот же день Ирэна поспешила с весточкой к Сильвии. Ей нравилась эта девушка, она сравнивала ее судьбу со своей: Сильвию тоже в Калючем считали русской подстилкой. Хрупкая, как соломинка, с известково-белым лицом, с синими кругами под глазами она удивленно смотрела на Ирэну. Огромный, как барабан, живот лежал на ее худых расставленных бедрах. Ирэна присела рядом с ней на нары и протянула кусочек сахара.
— Что ты, Ирэна! Оставь своим детям.
— Бери, бери! Я детей не обижу. Буковский дал. Он сегодня на войну пошел. Ты уже на работу не ходишь?
— Сама видишь. Меня фельдшер освободил.
— И когда ждешь?
— Откуда мне знать? Бабка Шайна говорит, со дня на день.
— Крестец болит?
— Уже второй день прихватывает, двинуться не могу.
— Значит и вправду скоро. А схватки начнутся и воды отойдут, зови на помощь. А есть тут кому помочь?
— Мама… Бабка Шайна обещала помочь. Боюсь я…
— А чего тут бояться? Родить — дело бабское. Немного поболит, это правда. Но не так черт страшен… Я-то знаю, сама двоих родила. Родить легко, вырастить потом труднее. Особенно одной… Есть какие-нибудь известия от твоего Пашки?
— Не вспоминай лучше… Откуда?
— С мужиками так всегда, девонька. Лучше всего у них получается ширинку расстегнуть. Свое дело сделают и ноги в руки, а ты, глупая баба, выкручивайся потом.
— Его же арестовали. Он не виноват.
— Да я, Сильвусь, вообще говорю. Так мне горько, жить иногда не хочется. Если бы не дети… А я к тебе, девушка, с доброй вестью пришла! Жив твой Пашка! Привет тебе передал. Спрашивал, родила ли.
— Боже! Ирэна! Что ты говоришь? Откуда ты знаешь? Ты его видела? Он что, здесь?
— Успокойся, чокнутая, задушишь меня. И себе навредишь. Садись удобнее, сейчас тебе все по порядку расскажу.
Роды начались ночью. А с восходом солнца новорожденный Сильвии подал голос.
— На восходе родился! Хороший знак, — пророчествовала бабка Шайна, которая принимала роды. — Сына родила! Да какого! Весит, как добрый кабанчик. Килограммов пяти мужик будет. Ну, не надрывайся так, не ори!