И отрезала:
— Вот вся правда. Ты можешь отказаться. Ни один из нас не посмеет обвинить тебя в трусости.
Серые прозрачные глаза победителя впервые за все время глянули прямо и яростно.
— Там есть разведчики Легиона? — спросила Аррайда.
— Нарм Вайрас, бретон. Вот письмо к нему, — победитель разворошила документы на столе и протянула сложенный вчетверо лист. — Худой, белобрысый, глаза серые. Одевается в синее и коричневое. На колчане бесхвостый гуар вышит. Поищи в «Грязнохвостике»: в Гнаар-Моке кабак один, не промахнешься.
Скрипнула зубами, взмахнула рукой, показывая, что разговор окончен.
За дверью кабинета Аррайду взял в оборот Корнелий, тот самый вислоусый старый легионер, с которым наемница освобождала Андасрэт. Не давая пройти, прижал к стене, упершись руками с двух сторон:
— Ну, что Раиса? Хочет голову Гареса на алебастровом блюде? А блюдо дала?
Дышал в лицо перегаром и луком, и левое веко дергалось — казалось, он непрестанно подмигивает.
— Ты подслушивал?
— Да я подслушивал, — не стал каяться он. — Я иду с тобой. Как думаешь, сойдем вдвоем за Неревара, а?
— Ты не можешь со мной пойти. Ты на службе.
— А я в отставку попрошусь — мне положено. Не прожил бы всю жизнь бобылем — у меня бы дочка была, как ты.
Наемница вздрогнула. Резко присев, выскользнула из объятия и скорым шагом двинулась прочь. Корнелий едва нагнал ее в одной из башен, на винтовой лестнице в окружении холодного камня.
— Ты прости, если обидел, — начал он. — Но все шестеро… хорошие парни… а Логвин, ну, тот, заболевший — он особенный, — Корнелий стал тереть кулаком глаз, словно тот зачесался, или попала соринка. — Слышь… У него веснушки… и глаза рыжие… и так… с ним… Ты думаешь, одна Льдышка горюет?!
— Кто?
— Ну, Раису мы так зовем. А…
Он яростно дернул свисающий ус.
— Корнелий, послушай, — Аррайда, сдвинув «Погибель магов», присела на высокую ступеньку, обхватила ладонями выпирающие из стены камни. — Если бы я хотела — со мной бы полтора десятка людей пошло.
— Ну… зачем так-то много… У них личной причины Гареса ненавидеть нет. А у меня есть! — рыкнул он. — Я уже думал идти. Но вместе — проще. С тобой, тем более. Я не погибнуть туда рвусь, ты не думай.
— Я тоже.
— Вставай тогда. С чего начнем?
— Я голодная.
Девушка нисколько не соврала: она действительно проголодалась и устала, и усталость была не телесная.
— Так что ж ты молчишь!.. — смущенный Корнелий — если можно представить смущенного медведя — повел ее в трапезную форта — сводчатую сумрачную залу с массивными столами — досками на козлах, и длинными скамьями вдоль них. Там было пусто. Только слышалось, как повар гремит за стенкой котлами.