Мы с Мэгги сидели в саду. Дождь кончился, но тучи все еще нависали над нашими головами темной пеленой.
Появление Криса Мерфи меня раздосадовало. Крис плохо справлялся с горем, и мне, если честно, не хотелось с ним возиться. Он остановился метрах в пяти от нас, ровно на том месте, где произносил речь на дне рождения Марка; ну как тут не поверить в злую параллельную вселенную. Сейчас Крис казался лишь тенью жизнерадостного человека, который тронул сердца гостей рассказом о моей матери, — и, возможно, сам это понимал. Он тер покрасневшие глаза, смахивая невидимые слезы.
— Какое горе, Джон.
Мэгги бросила на меня тревожный взгляд:
Мне уйти?
Я качнул головой:
Останься, пожалуйста.
— Сейчас не время, — виновато сказал Крис, — но мне нужно с тобой поговорить. Мы ведь тут свои люди, я тебя знаю с тех пор, как ты пешком под стол ходил.
— Конечно, Крис, говори, пожалуйста.
Мерфи хотел что-то сказать, но закусил губу. Было видно, что он мучительно собирается с силами.
— Это не Марк, — наконец выговорил он. — Ты же его знаешь. Это не Марк.
Крис решительно помотал головой.
— Нам всем тяжело принять случившееся, — машинально проговорил я. Более дурацкий ответ нельзя было придумать даже нарочно.
Крис поднял глаза к небу. Я задумался, на каком свете находится сейчас он сам.
— Мы виделись недели две или три назад, — продолжал Мерфи, глядя в никуда, — через пару дней после дня рождения. У него были проблемы с «Медитеком», проблемы с Дарлой, но он не собирался сдаваться. Это был наш Марк.
И тут он решился задать вопрос, терзавший не только его, но и меня:
— У тебя тоже есть сомнения, Джон?
Лицо его дрогнуло — похоже, произнеся эти слова, Крис тут же пожалел о них.
— Боюсь, сейчас не лучший момент… — вмешалась Мэгги.
Я легонько сжал ее ладонь.
— У меня нет сомнений, Крис, — сказал я твердо.
Крис кивнул.
— Знаешь, мы с Марком почти никогда не говорили о смерти вашего отца, — сказал он вдруг.
Мэгги даже не пыталась скрыть раздражение. Она резко развернулась и пошла к дому, что-то сердито бормоча себе под нос. На пороге подруга смерила меня испепеляющим взглядом. Крис действительно выбрал не лучший момент для разговора о самоубийстве отца, но я понимал, каково ему, и не стал перебивать.
— Один раз Марк все-таки заговорил об этом, — продолжал Крис Мерфи. — Спрашивать его сам я не решался, и больше мы эту тему не поднимали.
Брат почти никогда не обсуждал смерть отца даже со мной. Мерфи продолжал:
— Он сказал, что в генетический код Бреннеров не вписана склонность к суициду.
Я не ответил. Этот разговор был для меня слишком тяжелым.