Некоторое время после этих слов я молчал, пытаясь осознать услышанное. Почему-то я сразу поверил в слова Центуриона о том, что Рим сейчас для нас даже дальше, чем звезды. Такие люди не врут, точно так же, как и я сам. Ложь вредит не только обманутому, но и тому, кто ее изрекает. При этом юноша перевел мне слова Центуриона так, что можно было понять, что Рим не потерпел поражение, не разрушен и не пал в прах, а просто удалился от нас на недосягаемое расстояние. Или, быть может, это мы удалились от Рима так далеко, что теперь никогда не сможем вернуться…
– Но как так может быть? – спросил я, забыв обо всем. – За что нам такое наказанье?!
– Вы, – ответил мне юноша, – как и все прочие, попали в этот мир до начала истории волей могущественного божества. Теперь расстояние, которое отделяет вас от Рима, измеряется не в милях и не в суточных переходах, а в годах и тысячелетиях. До основания Рима, плюс-минус локоть, осталось еще примерно тридцать шесть тысяч лет. И наказаны вы за дело. За алчность, кровожадность, неисполнение договоров и обман доверившихся. Всемогущий Бог суров, но справедлив, так что можете считать свою судьбу чем-то вроде децимации. И вот теперь, когда вы побеждены и унижены, у нас возникли сомнения, стоит доводить дело до логического конца или имеет смысл попытаться сохранить вам жизнь.
– Лучше умереть свободным, чем жить рабом, – хрипло произнес я, – это говорю вам я, центурион Гай Юний Брут.
Центурион что-то сказал юноше на своем языке – и тот утвердительно кивнул.
– Мы не держим рабов, – сказал молодой человек, – они плохо работают и требуют постоянного присмотра. Пленные враги у нас либо умирают сразу, либо проходят несколько фаз состояния различной степени зависимости, и конечным итогом всех этих метаморфоз должен стать свободный гражданин нашего общества, действующий в соответствии с осознанной необходимостью… Но этот статус, как и все промежуточные, нужно еще заслужить. А вас (в смысле, всех римлян), дорогой Гай Юний Брут, это касается вдвойне, потому что, не успев прийти в этот мир, вы уже смогли крупно нагадить. Жрец Верховного>[37] Бога, которого вы стремились убить, весьма уважаем среди местного народа, да и жестокое истребление женщин и детей одного из самых безобидных местных кланов тоже изрядно подпортило вашу будущность. Не стоило вам этого делать, ой как не стоило. Там, где другие должны были бы сделать один шаг по пути очищения от скверны, вам теперь предстоит пройти два или три…
Молодой человек замолчал, а мне опять пришлось осмысливать услышанное. Представить себе народ, который не имеет рабов, было так же трудно, как и людей летающих по воздуху. Естественное желание любого человека схватить своего врага, надеть на него оковы и заставить его делать за себя тяжелую, грязную и неприятную работу. С другой стороны, Центурион тоже прав. Когда легион находится в походе, никаких рабов в нем быть не может, как, собственно, и тогда, когда он стоит лагерем. Легионеры, даже центурионы, все делают сами: сами разбивают лагерь и ставят палатки, сами собирают дрова для костра и варят обед на свой котуберний