— Граммофон заберите. Накройте шинелью, чтоб ни одной капли дождя на пластинку не упало! Головой ответите! Да что же ты творишь, бестолочь?! Сними трубу, без нее же удобнее…
На пороге он обернулся, посмотрел прямо в глаза Мармеладову, но так ничего и не сказал. Чуть заметно кивнул и вышел, не попрощавшись.
Сыщик нисколько не смутился. Подвинул к себе поднос и начал чистить вареную картошку.
— Вот так и сбываются мечты, пан Дульцкий. Вчера вы лишь грезили о приключениях, а сегодня помогли изловить убийцу.
Мастер схватил графин и начал пить прямо из горлышка, не замечая, что вода льется на недавно высушенный жилет.
— Матерь Божья… Как же я испугался. Думал, этот изверг убьет вас, а после найдет и растерзает меня. А еще у меня сердце разрывается от жалости к этому химику и, особенно, к его несчастной вдове. Бедняжка… Такая молодая, красивая… А жизнь уже кончилась…. Как вы все это выдерживаете, пан Мармеладов?!
Он натянул макинтош и нетвердой походкой направился к двери.
— Нет, хватит с меня приключений. Лучше уж изо дня в день копаться в плевках насекомых, — уже на пороге спохватился. — А что там на улице? Все дождит?! Эх…
Дульцкий со вздохом нахлобучил на голову позолоченную трубу от граммофона, оставленную полицейскими, и добавил:
— Но какая же все-таки kurwa этот Шаляпин!