— Послушайте, Хель…
— Да? — Хель лежала, раскинув руки, гладя пальцами мягкий пепельный мех.
— Надо послать Стрелкам открытый вызов.
Улыбка сбежала с ее лица, и Гэльд с огорчением подумал, что он, как всегда, заговорил не вовремя и глупо. Хель медленно села:
— Продолжайте.
— Мне это только сейчас пришло в голову, — в смущении начал объяснять Гэльд. — Пусть думают, что мы — сумасшедшие одиночки, что мы идем в бой от отчаянья…
— А вы так не думаете? — перебила его Хель. Гэльд взглянул на нее блестящими глазами и твердо сказал:
— Нет.
Она помолчала, хмурясь, потом нехотя сказала:
— Если б так просто можно было решить все…
— Что случилось? — встревожился Гэльд. Хель досадливо качнула головой:
— То, чего следовало ожидать. У нас не хватает денег. Вы же знаете, Гэльд, мы собираем войско. Первым боем все не кончится… Командирам придется и над этим поломать головы…
Гэльд слушал ее, не отводя завороженного взгляда от огня. Потом потянулся к кубку, допил его, морщась, повертел в пальцах, любуясь игрой пламени на темном серебре.
— Деньги, — пробормотал он, сдвигая брови. — Пожалейте командирские головы, Хель. Деньги будут.
* * *
Всего этого я не рассказывала, конечно. Только повторила упрямо, что серебро было отдано для Восстания. Экскурсовод вздохнула досадливо, но терпеливо:
— Возможно, и так, но в исторических документах этого нет… Позвольте мне продолжать…
Мы шли за ней по шершавым плитам к парадному входу. Лестница с широкими каменными ступенями поднималась к самым дверям, за ними была полутьма, и тянуло прохладой. Переступая порог, я мимолетно коснулась ладонью темного гладкого дерева, и у меня вдруг сильно заколотилось сердце. Как будто лишь сейчас я поняла, что это Эрнар. И больше не слышала ни шарканья ног, ни тихих разговоров, ни назойливых объяснений…
Ведь по этим ступеням подымался некогда Гэльд. Здесь, в углу лестницы стояла Антония — в темном платье, со связкой ключей на поясе — символом ее власти. Когда Гэльд велел снять серебро, она кричала: «Святотатец! Ты еще ключи мои переплавь! Карианским корсарам меня продай!» Вот этот узкий коридорчик, вход в который преграждает сейчас шнур со строгой табличкой, вел к винтовой лестнице, а по ней можно было подняться прямо в башенку… А если из залы, в которой сейчас мы стоим, разглядывая экспонаты, — бывшей трапезной — взойти по внутренней лестнице на два пролета, то попадешь в дом Предка, где всегда горят факелы, бросая мрачный отсвет на суровый бронзовый лик на щите. На чьей бы стороне ни стояли владельцы Эрнара, Предка они чтили всегда… А впрочем, факелы давно погасли, и бронзовый лик потускнел, и давно уже никто не живет в Эрнаре…