Сель усмехнулась: это напоказ. На самом деле лучников враги не должны видеть. Да и не чувствовала она злых намерений. Или даже путаницы глупых мыслей, часто их прикрывающей. Дама в черном — она оказалась на голову выше и куда худее Сель — улыбнулась в ответ. Раскрыла руки и крылья:
— Приветствую крылатую! Меня звать Ронха. Я наместница.
Кенигин сдержанно поклонилась.
— О твоих воинах позаботятся. Хочешь умыться?
Сель показала Хатту растопыренные пальцы правой руки: «Все в порядке. Мне не мешать». И спокойно пошла за Ронхой.
Все башни крылатых росли одинаково: конусовидная гора, обведенная галереями. Изъязвленная переходами, тупиками, личными комнатами; родильными камерами, мастерскими, кордегардиями, амбарами — на вид без складу и ладу. Разновеликие ступеньки, переходящие в пандусы и наоборот; сдвижные двери, перегородки; странные закоулки, похожие на заворот кишечника. Но когда привыкаешь бегать изо дня в день по этим лабиринтам, то ни нелепыми, ни странными они уже не кажутся. И нежданный изгиб коридора, ваза с чудесным рисунком или распахнутое в небо арочное окно дивно раскрашивают жизнь.
— Ты сильно устала?
Сель обернулась. Странный вопрос. Одно дело — парить в небе, подставив ронд и расправленные крылья под легкое давление солнечного света, наполняясь мощью и радостью. И совсем другое — нестись сломя голову, рискуя столкнуться с врагом и боясь не успеть.
— Ашад умерла? — ответила Сель вопросом на вопрос.
— Умерла.
— Позовете других кенигин на похороны?
Походня в руке Ронхи качнулась, мазнув копотью низкий свод. «Мы медленно катимся к варварству», — подумала Сель.
— Нет. Это внутреннее дело. К тому же Стена слишком близко. Южане струсят, а северянам не до того.
— Я прилетела, — произнесла Сель и тут же пожалела о своей несдержанности. Но Ронха лишь благоговейно наклонила голову.
Нажала рычаг в стене, и железная дверь крылом летучей мыши сложилась кверху, открывая наполненную паром просторную купальню с шаровыми светильниками — роями белых трепещущих мотыльков. По стенам струилась вода, с шумом и плеском наполняла огромную круглую чашу, выложенную мозаикой. Рядом на мраморной скамье лежали полотенца и свежая одежда: безрукавка на меху с бронзовой застежкой, короткая кожаная юбка и передник.
— Спасибо, — Сель не стесняясь сбросила пыльное платье.
— Тебя дождаться?
— Да, я скоро.
Она с наслаждением ухнула в воду с головой. Выскользнула, пища и разбрасывая брызги с мокрых кос и крыльев. Помахала ими, сбрасывая влагу. Быстро вытерлась и надела чистое:
— Я готова.
Они миновали Серый ярус и на подъемнике спустились еще ниже, к самым корням Реморы, к темницам и родильным камерам. Сель охватила невольная дрожь — любой крылатый тянется к свету и боится темноты. Пульсация ронда болью отозвалась в висках, кенигин завернулась, как в плащ, в трепещущие крылья. В сумрачных коридорах им с Ронхой все чаще попадались крылатые. Их можно было принять за статуи — если бы не сияние рондов и дрожь в свернутых крыльях.