— Просто догадалась, — серьезно ответила Улле и вдруг пристально взглянула ему в лицо. — Скажите, барон, а вы действительно женились бы этой милой девочке, если бы вернулись в Наньен?
— Сослагательное наклонение здесь неуместно, — проговорил пан Иохан, подчеркнуто сухим тоном недвусмысленно давая понять, что неуместен весь этот разговор. — Я женюсь на Эрике, когда вернусь.
— Вы так ее любите?
— Мы помолвлены. Простите, сударыня, мне не хотелось бы это обсуждать.
— Помолвлены… понятно. В таком случае, позвольте поздравить вас с тем, что в скором времени вы обретете кроткую и послушную спутницу жизни.
— Благодарю.
Некоторое время они молчали, пристально глядя друг на друга. Пан Иохан подумал, что у посланницы Улле очень необычный взгляд: ни одна молодая женщина не станет смотреть в глаза мужчины, с которым едва знакома, так внимательно и прямо, будто пытается проникнуть в самые его мысли. Ему даже стало слегка не по себе, и он тут же напомнил себе, что Улле — не человек. Или, по крайней мере, пытается его в этом убедить.
— Итак, барон, — проговорила Улле, встрепенувшись, — давайте перейдем к делу. Куда мы сегодня поедем?
Пану Иохану понадобилось несколько секунд, чтобы освободиться от странной магии ее взгляда и вспомнить, зачем он здесь. Он перевел дыхание и непроизвольным жестом провел по лицу ладонью.
— Поедем… мы поедем к моему хорошему приятелю, пану Александру Даймие. Он держит самый модный в столице литературный салон, и сегодня он как раз принимает гостей. Вы хотели войти в высшее общество — ну, так у него собираются самые сливки.
— О, литературный салон! — заинтересовалась Улле. — Как любопытно. Кстати, вы любите сливки, барон?
— Нет, — с запинкой ответил пан Иохан, слегка ошарашенный неожиданным вопросом.
— Жаль, очень жаль. Ну, а литературу?
— Терпеть не могу.
— Вот это новость! — воскликнула Улле. — А как же ваши стихи?
— Это не литература, а баловство. Подождите минутку, сударыня, я объясню вознице, куда ехать.
* * *
В то самое время, пока пан Иохан разговаривал с пыльно-серым возницей, ее светлость Эрика Наньенская плакала навзрыд в крошечной каюте дирижабля, которому предстояло доставить ее обратно домой.
Поднявшись по трапу, брат предложил Эрике снова занять место на верхней палубе, чтобы во время полета полюбоваться величественной панорамой Империи, но она отказалась, отговорившись головной болью, и быстро скрылась в своей каюте. Ее и впрямь терзала боль, но не головная, а душевная. Эрика не совсем еще понимала, чем она вызвана, и не хотела, чтобы брат заметил неладное и начал расспросы. Все равно она не смогла бы сказать ничего внятного. Сначала стоило бы разобраться в себе.