– Наверное, бывают, – согласился он.
– Ну так вот: сейчас существует заговор против меня и моего ребенка. И если вы разрешите мне прийти к вам, я вам об этом все расскажу. И я не прошу вас делать ничего необычного; просто поместите меня в больницу и примите роды.
– Хорошо. Приходите ко мне завтра на прием после…
– Нет, сейчас, – перебила она – Прямо сейчас. Они, вероятно, уже разыскивают меня.
– Миссис Вудхаус, – объяснил он – Я сейчас не в кабинете, я у себя дома. Я всю ночь не спал и…
– Я умоляю вас. Я вас просто умоляю!
Он молчал.
– Я приеду и все объясню. Я не могу здесь оставаться.
– Приезжайте к восьми часам. Вас так устроит?
– Да. Да, спасибо вам. Доктор Хилл?
– Да.
– Вам может позвонить мой муж и спросить про меня…
– Я ни с кем не собираюсь разговаривать, мне надо выспаться.
– Вы передадите в регистратуру, чтобы они не говорили, что я вам звонила?
– Хорошо, передам.
– Спасибо.
– В восемь часов.
– Да. Спасибо.
Мужчина, стоявший спиной к будке, повернулся, как только она вышла, но это был не доктор Сапирштейн, а кто-то другой.
Розмари пошла к Лексингтон-авеню, потом вверх по Восемьдесят шестой улице, там зашла в кинотеатр и какое-то время как прикованная просидела в прохладной бархатной темноте перед большим ярким экраном. Немного погодя она нашла телефонную будку и заказала междугородный разговор с Брайаном. Но у него дома никого не было.
Она вернулась в зал и села на другое место. Ребенок утих и теперь спал. Один фильм кончился, начался следующий.
Без двадцати восемь она вышла из кинотеатра и, взяв такси, поехала к доктору Хиллу на Семьдесят вторую улицу. «Там безопаснее, – думала она. – Меня будут искать у Элизы и Джоан, но никак не у доктора Хилла, если только в регистратуре не проговорятся, что я звонила ему».
На всякий случай она попросила шофера не уезжать, пока он не убедится, что она благополучно вошла в дом.
Но никто не остановил ее. Дверь открыл сам доктор Хилл. Сейчас он был более приветлив, чем по телефону. За то время, что они не виделись, он успел отрастить усы – светлые и потому едва различимые, – но все равно продолжал оставаться похожим на доктора Кидлара. На нем была желто-голубая клетчатая спортивная рубашка.
Они прошли в смотровую, раза в четыре меньшую, чем у доктора Сапирштейна, и Розмари рассказала ему обо всем. Она сидела, держась за подлокотники высокого жесткого кресла, и говорила ясно и спокойно, понимая, что любое проявление истерии сейчас только убедит его в ее ненормальности. Она рассказала про Адриана Маркато, Минни и Романа, про длившиеся несколько месяцев боли, которые ей пришлось вынести, про напиток из трав и пирожное, про Хатча и книгу о колдовстве, про билеты на шоу «Фантастикс» и черные свечи, и еще про галстук и слепоту Дональда Бомгарта. Розмари старалась, чтобы все было связно и логично, но у нее не всегда это получалось. Однако ей удалось сохранить спокойствие, и она закончила рассказом о магнитофоне доктора Шанда и историей с выбрасыванием книги и неожиданным откровением мисс Ларк.