— Сейчас увидишь его на спуске, — насмешливо проговорил Вадим Сергеевич.
— А что такое? Трус?
— Пошляк. В каждом деле есть свои пошляки. Этот — в спорте. Ну, тронулись?
— Подожди. Я не совсем понимаю. Ты хочешь сказать, что он не рвется в чемпионы?
— А зачем ему рваться? Ведь чемпионом можно стать, а можно и сломаться. Причем шансов сломаться в сто раз больше. Так он уж лучше так, середнячком. Тренеры охотно берут его в сборную. Железный кадр для зачетных очков — никогда не упадет. Отсюда и поездки за рубеж и все прочее.
— Ну что ж, старик, не каждому же быть чемпионом. Сам же говорил — медаль одна, а претендентов — вон их сколько!
— Но если бы все были такими, как… этот, то не было бы ни Чкалова, ни Толстого… ну, кого еще… Есенина, Гагарина, И к пересадке сердца еще не приступили бы.
— О, ты что-то уж слишком серьезно, старик!
— А спорт и есть серьезное дело. Я имею в виду, конечно, настоящий спорт. И вот если хочешь написать что-нибудь стоящее, выкинь из башки все эти свитера, зажигалки, ручки с бабами. Не забывай, что у этого молодца, как и у каждого, кто выступает за рубежом, во всю грудь написано название страны. Вот тебе главная деталь и основной антураж.
— Ну, старик… — недоверчиво возразил журналист, — ты что-то совсем уж… Какая-то Курская дуга получается!
— Видишь ли, я считаю, что в любом деле надо выкладываться полностью и без оглядки. А иначе ни черта не получится. И я бы на твоем месте… А впрочем, смотри сам. Пиши как знаешь. Ты отдохнул? Идем?
Трогаясь за своим спутником, журналист спросил:
— И он всю жизнь выступает так вот — посерединке?
— Конечно. Такие люди считают, что молодость дана для того, чтобы обеспечить старость. Вот эти в спорте делают карьеру.
— Так, значит, старость и ему страшна?
— Н-не думаю… Видишь ли, он почти всего уже добился. У твоего Голиафа машина, прекрасная квартира. Говорят, дачу строит. Ну, а что касается зарубежных поездок, так он будет ездить еще больше.
— Позволь, а в качестве кого? И вообще — кем, ты думаешь, он станет?
— Как кем? Чиновником. Скорей всего, представителем. А может быть, и тренером. Не удивлюсь, если он даже диссертацию защитит.
— Хорош, однако, тренер!
— Так в этом-то и беда наша!
На бугор, откуда начиналась канатная дорога, они взобрались из последних сил.
— Воистину старость не радость, — только и проговорил, переводя дух, журналист.
Здесь было многолюдно и пестро. К подъемнику тянулась разноцветная очередь. Многие стояли на лыжах.
Глухо урчал мотор подъемника. Из большого кирпичного сарая непрерывно выплывали кресла, подвешенные на толстом канате. Сиденье мягко подхватывало лыжника и, раскачиваясь, уносило его наверх, к сверкающему перевалу. На всем протяжении канатной дороги, насколько можно было видеть, в воздухе висели люди. Обратно кресла возвращались пустыми.