- Подожди. Что значит - "ухудшалось"?
- Ну, начались головные боли. Я вообще-то к ним привыкла давно, но они становились все сильнее. Я похудела, началась бессонница, а это привело к переутомлению.
- Но почему же ты не позаботилась о своем здоровье?
- Я думала, что, наверное, чересчур ношусь с собой. А кроме того, у меня были обязательства, я просто не могла все это бросить... - Кэролайн коротко рассмеялась. - Это все самооправдания, как сказал бы мудрый доктор Паламо. А правда заключалась в том, что я пряталась. Я бежала в работу, в ней одной старалась найти прибежище. Я ведь была зажата не только сексуально: меня воспитали так, чтобы я всегда вела себя "как следует". Но когда я записывалась в Нью-Йорке для телесериала, туда приехала мать в сопровождении Луиса. Я так разозлилась, так была уязвлена этим, что прервала запись. - Кэролайн улыбнулась и покачала головой. - Я еще никогда себе такого не позволяла. И ты знаешь, у меня появилось ощущение торжества. Мне казалось, что теперь я наконец управляю своей жизнью. Это были очень вдохновляющие пять минут.
Не в состоянии больше сидеть, Кэролайн резко поднялась из-за стола и стала ходить по комнате.
- Но через пять минут мать уже ворвалась ко мне в гримерную и прочла целую лекцию. Я, по ее словам, вела себя, как избалованный, испорченный ребенок, как зазнавшаяся примадонна. Я попыталась объяснить, что чувствую себя преданной, что она не должна была привозить с собой Луиса. Но она просто накинулась на меня - я груба, я глупа, я неблагодарна... Она говорила, что Луис готов мне все простить - мои капризы и мою неразумную ревность. Ну, и кончилось тем, что я опять попросила извинения.
- За что же?
- Да за все, что она хотела, - сказала Кэролайн и махнула рукой. Ведь, в конце концов, она действительно желала мне только добра и столь многим сама пожертвовала ради моей блестящей карьеры...
- Значит, твой собственный талант как бы не в счет? Кэролайн глубоко вздохнула, словно желая выдохнуть часть снедавшей ее горечи.
- Такер, она такая, какая есть, и другой быть не может. Я уже почти научилась понимать это. Ну, а Луис в тот же вечер пришел ко мне в гостиницу. Он был обворожителен, мил. Он страшно сожалел о том, что произошло, и был готов все объяснить. Он говорил о своем одиночестве во время наших размолвок, о том, что другие женщины были только суррогатом, вынужденной заменой. О том, что он больше ни на кого не посмотрит, если я к нему вернусь... Можешь себе представить идиотку, которая всему этому поверила?
Такер многозначительно и несколько смущенно ухмыльнулся. Кэролайн удивленно уставилась на него, но потом рассмеялась: