И тут камера показала, как выхожу из комнаты я и направляюсь в сторону туалета.
А после, дождавшись, когда я скроюсь из вида, перед дверью в комнату возникла еще одна, посторонняя, воспитанница.
Мелкая негодница!
Я кинул на нее взгляд, она следила за происходящим на экране, сильно прикусив губу.
Негодница постучала в дверь, после чего открыла ее и, убедившись в том, что никого в комнате нет, торопливо достала что-то, что она прятала под одеждой, к сожалению, ракурс не позволял увидеть, что именно. А затем, юркнула внутрь, и спустя секунд 15-20, вышла и торопливо ушла.
- Так, - сказала, откинувшись на спинку моего кресла Директриса, - так!
В комнате воцарилась полнейшая тишина, негодница смотрела в пол, вцепившись в свои брюки.
- Ольга, - сказала она Главному Воспитателю, - Кайа и ТЫ.
Она «пригвоздила» взглядом негодницу.
- Остальные, пожалуйста, покиньте помещение. И никому ни слова о происходящем, ясно?!
- Да, - хором ответили тут присутствующие воспитатели и представители администрации Пансиона, после чего вышли.
Далее между Директрисой и негодницей случился напряженный диалог, если сократить его до пары предложений, то было так:
- Скажи мне, - спросила Директриса, - кто надоумил тебя подложить эту вещь в кровать Кайи?
- Никто! – отвечала она
Негодница упорно молчала, у нее даже выражение лица стало весьма решительным. Если ничего не предпринять, то она не сознается.
- Вера Степановна, - прервал я ее, - скажите, пожалуйста, что ей грозит за подобную выходку?
- Что-что, - недовольно ответила та, - порка перед строем и исключение, с черной меткой, из Пансиона.
- Всего-то? – удивленно спросил я, после чего сел рядышком с негодницей и улыбнулся ей, от чего та сглотнула, попытавшись отсесть от меня, чего я не позволил, приобняв ее за плечи, - как тебя зовут?
Та исподлобья посмотрела на меня, но ответила:
- Аня.
- Так вот Аня, ты думаешь, что если будешь молчать и не расскажешь об организаторах этой «диверсии», то отделаешься лишь поркой с исключением?
Та ничего не ответила, она, похоже, очень боялась, что если проговорится, то последствия для нее будут гораздо хуже, чем вышеозвученные. Скорее всего, прежде чем отправить «на дело» ее припугнули.
- Нет, - покачал я головой, - все будет гораздо, гораздо хуже для тебя. И для твоих родных и близких.
Негодница от моих слов аж подпрыгнула.
Директриса смотрела, но не вмешивалась, она была очень зла.
- Скажи мне, - продолжил я, - ты знаешь, кто я такая и из какой я Семьи?
- Да, - шепотом ответила та.
- Очень хорошо, потому, что если мы сейчас не узнаем от тебя, кто стоит за этим преступлением, то…Ты любишь своих папу, с мамой?