— Умные учатся на чужих ошибках, а дураки — на своих, — процитировал услышанную недавно поговорку Чимбик.
— Да, — согласился Запал. — Умными этих дворняг назвать сложно.
Заблокировать шлемы в этот раз репликанты не сочли нужным.
— Дворнягами вы называете людей? — покосилась на них идиллийка.
— Да, мэм, — кивнул сержант.
— Почему?
— Потому что вы получаетесь в результате неконтролируемого спаривания, — объяснил Чимбик.
— А как вы называете тех, кто рождается в результате строгой селекции, к примеру, на планетах работорговцев?
В памяти сержанта всплыл Эдем. Рабский аукцион, безжизненные глаза бейджинки, рассказ Батлера о «воспитании» Лорэй. Перемазанные кровью Эйнджела и Свитари. «Ты всё ещё считаешь, что уродство — это отметины на лице?»
Вслед за воспоминаниями пришла ярость. Дикая, безрассудная. Какое право эта «говорящая голова» имеет рассуждать о том, чего никогда не видела? Она, всю жизнь проведшая в сытом, благополучном мирке?
— Рабы, — вслух сказал Чимбик, сдерживая рвущийся наружу рык. — Таких людей называют рабы. Я прав, мэм?
Последние слова он буквально выплюнул, сдерживая желание ударить идиллийку, чтобы та хоть немного прочувствовала несправедливость и боль, наполнявшие мир. Настоящий мир, а не эту витрину для богатых идиотов.
Талика отшатнулась и одновременно репликанты ощутили страх. Чужой страх. Не знакомые с проявлениями эмпатии братья Чимбика растерянно замерли, осмысливая необычные ощущения, а сам сержант на миг будто вернулся в прошлое. Он словно наяву увидел лес и перепуганную связанную Эйнджелу. И её ужас перед фигурой в броне.
Плечи сержанта опустились. Злость стремительно отступала, оставляя после себя ощущение пустоты и горечи.
— Похоже, это типичная реакция эмпатов на меня, — тихо сказал он.
— Брат, успокойся, — раздался в наушниках голос Блайза. — Ты чего?
Сержант молча мотнул головой.
— Мы собирались поесть, — напомнил он странным, словно надтреснутым голосом и пошёл прочь, вынудив остальных нагонять.
— Это что было? — потрясённо спросил Брауни.
— Эмпатия, — тоном знатока пояснил Блайз.
Репликанты мгновение молчали, переваривая новые впечатления, а затем Сверчок сказал:
— Да, теперь я понимаю разумность ограничения эмпатии в туристической зоне. Я как контуженный.
— Не ты один, — отозвался Диего. — А чего садж сорвался?
— Не знаю. Но если сержант будет и дальше так себя вести, то мы останемся без гида, — глубокомысленно заметил Запал.
— И без увольнений, — добавил Блайз.
— И без сержанта, — вставил Брауни. — Это меня куда больше беспокоит.
Блайз расстроено вздохнул. Он хотел помочь брату, но не понимал как.