— Но гдѣ ихъ помѣстить? Чѣмъ они будутъ жить? Пока не проданы имѣнія, нельзя даже знать, что у нихъ останется, — сказалъ съ горестью Степанъ Михайловичъ.
— Я найму имъ квартиру поближе отъ насъ, а пока они могутъ остановиться во флигелѣ нашего дома. Надо сказать Сергѣю. Онъ долженъ рѣшить за мать, пока она находится въ этомъ безчувствіи.
Стали сбираться. Сергѣй желалъ уѣхать, какъ можно скорѣе, онъ тяготился этимъ неопредѣленнымъ положеніемъ и надѣялся, что перемѣна мѣста выведетъ мать изъ ея страшнаго равнодушія. Но лишь только сборы начались, какъ Вѣра и Глафира, обѣ вмѣстѣ, пришли къ Сережѣ.
— Скажи, — начали они обѣ, только что не въ два голоса, — что тутъ такое дѣлается? Сбираемся уѣзжать, куда — неизвѣстно.
— Въ Москву, — сказалъ Сережа, — мнѣ надо вступать въ университетъ, а перемѣна мѣста, быть можетъ, подѣйствуетъ благопріятно на положеніе матери.
— Все это прекрасно, — сказала Вѣра, — но до насъ дошли другіе слухи. Говорятъ, что мы разорены до тла, и всѣ паши имѣнія продадутъ съ молотка, что мы и теперь живемъ на счетъ Ракитина.
Сережа при этихъ послѣднихъ словахъ измѣнился въ лицѣ, онъ почуялъ, что въ этомъ заключалась жестокая правда.
— Куда мы ѣдемъ? спросила Вѣра съ несвойственнымъ ей оживленіемъ: она была внѣ себя; — если мы разорены, чтò у насъ осталось? Чѣмъ мы будемъ жить?
— Мы имѣемъ право знать правду, — сказала Глаша съ жаромъ, — мы не дѣти, и ты намъ не указчикъ и не господинъ. Почему ты оставляешь насъ въ сторонѣ, молчишь?
— Я никому не господинъ, — сказалъ Сережа, подавляя въ себѣ волновавшія его чувства, — я молчалъ, щадя васъ.
— Но мы хотимъ знать правду! — сказали сестры въ одинъ голосъ.
— Мы разорены до тла, — сказалъ Сережа, — и чѣмъ будемъ жить, я не знаю; быть можетъ, удастся спасти небольшой капиталъ, и мы, говорятъ всѣ, непремѣнно получимъ пенсію за службу отца.
Вѣра всплеснула руками.
— Разорены, небольшой доходъ, пенсія! вскрикнула Вѣра, — достаточно, чтобы не умереть съ голоду! Такъ зачѣмъ же намъ давали такое воспитаніе, чтобы пустить по міру? Можно ли разорять дѣтей, пріучивъ ихъ къ богатству?!
— Вѣра, замолчи! закричалъ Сережа, схватился за голову и опустился въ кресло.
— Вѣра, что ты, въ самомъ дѣлѣ… — сказала Глаша.
— Роптать на него… умершаго, — проговорилъ Сережа съ усиліемъ, и зарыдалъ такъ отчаянно, что Глаша вздрогнула, покраснѣла, поблѣднѣла и вдругъ бросилась, рыдая, на шею брата.
— Ужасно! Ужасно! вырвалось у ней.
Въ эту минуту отецъ Димитрій съ Таней вошелъ въ комнату.
— Ничего не ужасно, — сказалъ онъ, — когда въ семьѣ любовь и согласіе, когда есть молодость и здоровье, когда есть сила и вѣра въ Бога. Покоритесь безропотно Божіей волѣ и вручите себя Ему.