— Нашли квартиру по деньгамъ, — Глаша улыбнулась съ горечью, — конечно, лачугу! Комнатки крошечныя, съ низкими потолками, въ ужасномъ переулкѣ и за Моской-рѣкой.
— Ну, это не бѣда, — сказала Таня, — также и то, что переулокъ глухой, меньше ѣзды и шума.
— Да ужъ на ѣзду жаловаться не будемъ… — сказала Вѣра, смѣясь ядовито.
— А Сережа, — прервала сестру Глаша, — удивительный малый, кажется, очень доволенъ.
— Почему ты такъ думаешь?
— Все твердилъ: отличная квартира! и для maman мечтаетъ отдѣлать, какъ можно лучше, двѣ комнаты. А я не знаю, какая мебель войдетъ туда. Ты вѣришь ли, что если поставить кушетку моей матери, то ужъ диванчикъ едва войдетъ въ эту каморку. Мнѣ тоже придется проститься съ половиной, если не больше, моей мебели. Забавно, право! А у Вѣры такъ великъ диванъ, что его развѣ на дворѣ поставятъ, для украшенія.
Глаша опять нехорошо разсмѣялась.
Вѣра встала и, уходя, воскликнула:
— Дивлюсь я, какъ это люди такъ устраиваютъ свои дѣла и пускаютъ дѣтей по міру.
Таня вся вспыхнула.
— О комъ это она говоритъ? Объ отцѣ, объ умершемъ! какое ужасное, отвратительное слово. Обвинять отца и еще такого, каковъ былъ твой отецъ, благородный, умный, добрый. Отъ его доброты рухнуло ваше состояніе. Вѣдь онъ на себя не тратилъ ничего; я сама слыхала, какъ онъ говаривалъ, что ему нужна пара платья да кусокъ мяса! Не прихотникъ онъ былъ и не расточитель!
— Было бы лучше, если бы былъ менѣе благороденъ и добръ, не довѣрялся бы ворамъ. Вонъ Ракитинъ все умножаетъ, все скупаетъ, а не такой благородный, какъ папа. Говорятъ, онъ покупаетъ всѣ наши имѣнія. Что жъ? Оно и понятно: остались мы круглые сироты, мать наша моложе и неопытнѣе насъ была, есть и будетъ. Жила за отцомъ, какъ за каменной стѣною: онъ только и зналъ, что ее миловалъ и исполнялъ ея прихоти, а теперь! Не она поведетъ дѣла и ужъ не Сережа. Вѣдь ему только что семнадцать лѣтъ минуло.
— Ты хочешь сказать, что Ракитинъ пользуется вашимъ несчастіемъ. А мой отецъ говоритъ, что его преданность къ вамъ рѣдкостная, что безъ него и его капиталовъ вы бы погибли совсѣмъ — все бы пошло съ молотка за безцѣнокъ.
— Твой отецъ человѣкъ праведный, но онъ въ дѣлахъ ничего не смыслитъ.
— Ты смыслишь? спросила Таня.
— Конечно, больше, чѣмъ отецъ Димитрій. У меня много смысла житейскаго и практическаго, а притомъ я знаю, что купцы деньгу любятъ, и она ихъ любитъ, и цѣну они всему знаютъ и своего нигдѣ не упустятъ.
— Въ этомъ ничего нѣтъ дурного, но отъ этого до того, чтобы задаромъ купить имѣніе разорившихся друзей и сосѣдей, цѣлая пропасть.