— Что это? Предисловіе! Je vous fais mon compliment! Поздравляю! Навѣрно что-нибудь непріятное.
Лицо ея выразило испугъ и неудовольствіе.
— Да, не совсѣмъ пріятное для тебя, не для меня, — сказалъ онъ.
— Боже мой! Чтò такое? Говори, говори скорѣе! Не получилъ ли ты письмо изъ Костромы, отъ сестры! Поленька! Не больна ли она?
— Сестры твои здоровы. Все и въ семьѣ и въ домѣ благополучно, не пугайся; но моя непріятная вѣсть касается одной тебя.
— Что это за загадки! Вотъ новости! Мнѣ непріятность, а тебѣ удовольствіе! Это что-то новое. Ну, говори скорѣе, не тирань меня…
— Ты сейчасъ испугалась, думала, что твоя любимая сестра больна, ничего такого нѣтъ, и дѣти здоровы, благодари же Бога за Его милости; помни, что всѣ мы живем въ счастьи, въ любви обоюдной, въ довольствѣ.
— Ахъ, какая скука! Говори скорѣе, я жду!
— Ты не будешь печалиться, и изъ любви ко мнѣ покоришься необходимости безъ ропота и безъ слезъ… Обѣщай мнѣ.
— Ничего обѣщать я не буду, — сказала она капризно, съ дѣтскимъ оттѣнкомъ въ голосѣ и вдругъ воскликнула:
— Ахъ! я отгадала! Неужели, нѣтъ, это невозможно! Это было бы слишкомъ жестоко съ твоей стороны.
— Но другъ мой, вѣдь это не я хочу, а необходимость принуждаетъ меня отказать тебѣ. Я не могу ѣхать въ Москву на зиму.
Она всплеснула руками.
— Такъ я и знала! Такъ и отгадала! И зачѣмъ ты меня обманывалъ? Зачѣмъ ты позволилъ мнѣ надѣяться, что и я, какъ всѣ женщины, какъ всѣ матери взрослыхъ дочерей, могу жить въ городѣ, въ обществѣ и пользоваться удовольствіями столицы?
— Но, другъ мой…
Но она прервала его горячо:
— Я надѣялась занять мое положеніе среди моего круга, войти въ него опять, туда, гдѣ я родилась и провела мою молодость и откуда ты, женившись, вырвалъ меня! И что случилось? И почему вдругъ, безъ причины, по прихоти, я осуждена проводить зиму въ глуши, въ снѣгахъ, какъ въ Сибири?
— Но, другъ мой…
— Ничего не хочу слышать, ничего.
Она зажала уши руками и продолжала:
— Ты обѣщался, ты свое слово сдержишь, вѣдь ты всегда твердишь: „я своему слову рабъ!“ хорошъ рабъ! Семь пятницъ на одной недѣлѣ! Это просто тиранство, твой деспотизмъ.
— Выслушай меня, дружочекъ, а потомъ, если достанетъ духу, обвини. Я отдаюсь на твой судъ.
— Чтò мнѣ слушать, когда ты рѣшилъ, и пришелъ сказать окончательный приговоръ. Съ меня довольно! Ужъ не въ первый разъ мнѣ приходится покоряться твоей желѣзной волѣ. Я это знаю по опыту. За васъ, моряковъ, итти намъ, женщинамъ слабымъ и кроткимъ, большая глупость, и мы дорого потомъ за это платимъ.
— Выслушай меня однако, душа моя.
— Мягко стелешь, жестко спать, — сказала она горячо. — Чтò въ томъ толку, что я буду слушать? Я могла жить в деревнѣ и жертвовать собою семнадцать лѣтъ, но не могу жертвовать дѣтьми. За что запру я Вѣру в деревнѣ? Стану заѣдать ея молодость!