— Но, другъ мой, только на эту зиму, на одну эту зиму, а потомъ я надѣюсь устроиться въ городѣ.
— Я ужъ это слышала — все та же пѣсня. Господи, какъ она мнѣ надоѣла!
Серафима Павловна закрыла лицо руками и заплакала. Адмиралъ не могъ вынести ея слезъ; онъ крѣпко обнялъ ее и говорилъ ей нѣжныя слова, покрывая ея и склоненную на его грудь ея голову нѣжнѣйшими поцѣлуями. Она внезапно перестала плакать, медленно раздвинула пальцы, взглянула сквозь нихъ на доброе лицо мужа, улыбнулась ему сквозь слезы и воскликнула съ одушевленіемъ:
— Милый мой, дѣлай, какъ знаешь, я готова остаться въ деревнѣ.
— Я такъ и зналъ, — сказалъ онъ ласково, — что ты, еще не зная важныхъ причинъ, заставляющихъ меня остаться здѣсь на зиму, согласишься на мою просьбу. Сердце твое мнѣ извѣстно.
— Право, Antoine, я мало понимаю въ дѣлахъ, мнѣ довольно знать, что ты не можешь и не желаешь.
— Нѣтъ, я желаю сдѣлать, какъ тебѣ угодно, но я не могу и долженъ покориться обстоятельствамъ.
— А я тебѣ; слѣдовательно, все кончено. Только ты утѣшь меня, на праздники повези меня въ Москву, я хочу послушать оперу.
— Мы поѣдемъ, куда тебѣ угодно, а теперь выслушай.
— Ничего я слушать не хочу. Я вѣрю тебѣ на слово.
— Но, милая, — сказалъ онъ серіозно, — если бы ты хотя немного ознакомилась съ дѣлами. Не всегда я буду съ тобою.
— Это еще что такое? воскликнула она съ испугомъ.
— Другъ мой, я старше тебя 25 годами, и, конечно, ты переживешь меня и останешься.
Она зажала ему ротъ обѣими рукамп и воскликнула:
— Не надо! Не надо! Ради Бога! Не надо! Я не хочу, не хочу!
— Однако…
— Да молчи же! Какіе ужасы выдумалъ! Бѣду накликать! Въ деревнѣ, отъ однообразія жизни, всякій страшный вздоръ лѣзетъ въ голову. Ужъ эта деревня! Какъ подумаю, опять плакать хочется!
— Нѣтъ, ужъ пожалуйста, прошу тебя. Будь благоразумна и сама скажи дѣтямъ, что мы съ тобою рѣшили.
— Мы! ужъ конечно, не я! Ты рѣшилъ.
— Скажи: мы, и объясни дѣтямъ, что дѣла обязываютъ насъ къ строжайшей экономіи.
— Какъ мнѣ тебя жаль, — сказала она, внезапно взглянувъ на его печальное лицо, и обняла его.
Когда всѣ усѣлись завтракать, Серафима Павловна приняла особенно важный видъ и сказала не безъ торжественности:
— Дѣти, отецъ вашъ и я, мы рѣшили по зрѣломъ размышленіи (она не утерпѣла и, взглянувъ на мужа, улыбнулась, какъ будто желая сказать: видишь, какъ я хорошо умѣю говорить), — рѣшили, что на нынѣшнюю зиму благоразумнѣе остаться въ деревнѣ. Дѣла наши требуютъ такой жертвы. Я надѣюсь, что вы безропотно покоритесь нашему рѣшенію.
— Мамочка! воскликнулъ Сережа съ печалью.