— Глаша, — сказалъ Сережа, — всякое твое слово негодно. Надо удивляться, гдѣ ты выучилась такъ думать.
— Ну, опять мораль.
— Не мораль, а правда. Братъ очень боленъ, а ты такъ безсердечно относишься къ нему.
— Отъ моихъ словъ ему ни тепло ни холодно, — возразила она, нѣсколько устыдясь. — Слышать съ утра до вечера милованья и сладкія рѣчи надоѣстъ до смерти. Сентиментальничаетъ мама, Соня, ты, домашніе. Надоѣли!
— Все его любятъ, стало-быть, онъ заслужилъ любовь!
— Не заслуга, одно счастье, — сказала Глаша съ досадой.
Вечеромъ пришла Таня; ей все разсказали, но она напрасно силилась развлечь Сережу и успокоить взволнованную Глашу: старанія ея остались напрасны. Видя, что она не въ силахъ побѣдить дурное настроеніе сестеръ, она ушла къ Ванѣ. Онъ сидитъ одинъ, блѣдный и слабый.
— Слышали, — сказалъ онъ: — посылаютъ за границу. И зачѣмъ? Одно только горе! Разстаться съ Сережей мнѣ очень больно.
— Попросите адмирала взять его съ собою.
— Не могу. Если бы было возможно, онъ самъ бы, ради моего спокойствія, взялъ Сережу. Я думаю, у папа мало денегъ; и зачѣмъ, зачѣмъ это посылаютъ меня невѣдомо куда?
— За море, за здоровьемъ, — сказала Танюша весело.
Ваня молчалъ.
Въ домѣ началась суетня, сборы, укладыванье. Серафима Павловна забирала съ собою только что не весь свой Знаменскій домъ; она откладывала множество совершенно ненужныхъ въ путешествіи вещей и вещицъ и доказывала, что онѣ ей необходимы. Однажды утромъ адмиралъ вошелъ въ уборную жены и остановился недоумѣвая. На полу въ одномъ углу комнаты лежали груды платьевъ, бѣлья, мантильи, шали и многія разнородныя вещи, повидимому, никогда не лежавшія вмѣстѣ; въ другомъ углу было тоже накладено не мало всякаго рода вещей.
— Что это? спросилъ адмиралъ у жены, которая озабоченная стояла посреди двухъ кучъ.
— Я отбираю тѣ вещи, которыя беру съ собою.
Адмиралъ ужаснулся.
— Какъ! воскликнулъ онъ, показывал на одну кучу: — все это?
— Нѣтъ, нѣтъ, не это, а вотъ то, — она указала на другой ворохъ бѣлья и платья.
— Куда же ты все это уложишь?
— Какъ куда? въ сундуки и возки.
— Ну, не знаю, — сказалъ ей мужъ. — Тебѣ придется многое оставить — все это въ сундуки не войдетъ.
— Пошлемъ по транспорту.
— Куда? Въ чужіе-то края! Помилуй, это невозможно!
— Вы, мужчины, ничего не понимаете. Развѣ больного ребенка можно везти, не взявъ ничего, да и сама не могу же ѣхать въ одномъ платьѣ!
— Зачѣмъ въ одномъ? Да ты погляди только, — прибавилъ онъ, смѣясь и показывая комическимъ движеніемъ руки на множество нарядовъ: — куда все это уложить? Знаешь ли, что самыя записныя кумушки и приживалки не таскали изъ дому въ домъ столько сплетенъ, сколько у тебя лежитъ тутъ нарядовъ?