Онъ засмѣялся. Въ эту минуту двѣ горничныя притащили еще какія-то платья.
— Какъ? Еще! Еще! Что жъ, смѣлѣе валите гору, авось три фургона увезутъ все это, не зарѣзавъ лошадей.
Серафима Павловна посмотрѣла на массу нарядовъ и бѣлья, и сама добродушно разсмѣялась.
— Поди ты, Христа ради, вонъ отсюда: не мужское тутъ дѣло. Я отберу еще и поубавлю багажъ.
— Поубавь на три четверти; хуже будетъ, когда въ день отъѣзда придется оставить половину его зря, наугадъ.
Онъ вышелъ, а жена его принялась серіозно обсуждать съ горничной, что можно было взять и что оставить.
Адмиралъ былъ озабоченъ; онъ часами сидѣлъ у Вани и, выходя изъ его комнаты, часами, чего сперва не бывало съ нимъ, ходилъ медленно по залѣ, заложивъ руки за спину, и не говорилъ ни съ кѣмъ ни слова; когда его о чемъ-нибудь спрашивали, онъ отвѣчалъ кратко.
Попрежнему отдавалъ онъ приказанія по хозяйству и входилъ въ подробности, указывая, что именно надо было исполнить въ его отсутствіе, но дѣлалъ все это съ замѣтною для всѣхъ озабоченностью. Серафима Павловна, примирившись съ необходимостью ѣхать за границу безъ Марѳы Терентьевны, безъ Дарьи Дмитріевны, безъ лакея Ивана и, наконецъ, безъ дочерей, сдѣлалась весела и мечтала о томъ, какъ она воротится съ Ваней, цвѣтущимъ здоровьемъ, отягченная подарками для дочерей и домашнихъ. Она уже загодя выспрашивала у всѣхъ, кому что нужно, что кто желаетъ.
Наступилъ конецъ марта; отъѣздъ изъ Знаменскаго назначенъ былъ черезъ недѣлю. Докторъ пріѣхалъ по обыкновенію и долго говорилъ съ Ваней и внимательно осмотрѣлъ его. Онъ отправился въ кабинетъ адмирала.
— Я пришелъ, — сказалъ онъ, — исполнить мое обѣщаніе, а въ крайнемъ случаѣ сказать вамъ правду; но прежде всего позвольте мнѣ сдѣлать вамъ вопросъ, нужный для моихъ соображеній врача.
— Говорите, докторъ, — произнесъ адмиралъ, чуя недоброе.
— Положеніе дѣлъ вашихъ таково, что путешествіе не разстроитъ ихъ?
— Если идетъ дѣло о жизни сына, я ставлю состояніе ни во что.
— Стало-быть, вамъ трудно ѣхать?
— Въ настоящую минуту очень-очень трудно.
— Въ такомъ случаѣ, я не совѣтую вамъ ѣхать.
— Отчего? Жена обрадовалась, собралась, увѣрена, что сынъ нашъ быстро поправится. Что случилось?
— Вы мужчина, военный человѣкъ, вы христіанинъ, и я буду говорить прямо. Въ послѣднее время болѣзнь вдругъ приняла быстротечный характеръ. Вашего сына не спасетъ никакой климатъ. Ему пятнадцать лѣтъ, а въ эти годы быстротечная чахотка…
Докторъ не договорилъ. Адмиралъ, стоявшій до тѣхъ поръ передъ нимъ, какъ солдатъ въ бою, вдругъ опустился на кресло, блѣдный, какъ смерть.