— Вамъ дурно! воскликнулъ докторъ.
Онъ не отвѣчалъ, но лѣвою рукою показалъ на голову и послѣ минуты молчанія выговорилъ тихо:
— Только головокруженіе; это ничего, мой обыкновенный припадокъ.
— Бываетъ часто?
— Не думайте обо мнѣ — это ничего, пройдетъ. Несчастная мать! Бѣдное дитя! прошепталъ онъ, и крупныя слезы покатились изъ глазъ его.
Докторъ, тронутый до глубины души, почтительно молчалъ.
Съ этого дня всѣ въ домѣ замѣтили, что адмиралъ сильно измѣнился: похудѣлъ, поблѣднѣлъ, совсѣмъ пересталъ заниматься хозяйствомъ, оставался съ женою почти безвыходно въ комнатѣ Вани. Ваня былъ очень слабъ, сухо кашлялъ, но такъ похорошѣлъ, что мать не могла на него налюбоваться. Нѣжный румянецъ покрывалъ его щеки, глаза его блистали. Онъ часто дремалъ, а просыпаясь, глядѣлъ на всѣхъ какимъ-то задумчивымъ взоромъ.
— Онъ еще немного слабъ, — говорила Серафима Павловна, — но румянецъ ужъ воротился, и блескъ глазъ — какой и у здороваго не бываетъ. Какой ты хорошенькій, Ваня, — говорила она, цѣлуя его.
— Очень радъ, мама, что вамъ нравлюсь.
— Скажи мнѣ: иногда ты какъ будто скучаешь? я это замѣтила. Вчера отецъ выписалъ тебѣ книги изъ Москвы, путешествія, которыя ты такъ любишь, и съ иллюстраціями. Хочешь, я почитаю.
— Пожалуйста, мама!
И счастливая Серафима Павловна принималась читать, но Ваня не оживлялся и часто засыпалъ. Случалось, что онъ сидѣлъ задумавшись, и отецъ останавливалъ на немъ взоръ свой. Если бы кто сталъ наблюдать зорко за отцомъ и сыномъ, то убѣдился бы, что они отчасти угадываютъ мысли другъ друга и тщательно пытаются скрывать ихъ одинъ отъ другого. Необычайная нѣжность отца къ сыну, когда они оставались вдвоемъ, что случалось очень рѣдко, умиленное лицо сына свидѣтельствовало о сочувствіи и близости сердецъ ихъ.
Однажды въ сумерки, когда они остались одни, Ваня спросилъ:
— Папа, мы одни; затворите дверь, мнѣ надо поговорить вами, я не желаю, чтобы кто-нибудь услышалъ разговоръ нашъ.
Адмиралъ затворилъ дверь и сѣлъ у кресла, въ которомъ лежалъ Ваня. Онъ взялъ отца за руку и сказалъ ему тихо, почти шопотомъ, точно боялся своими словами сразить отца:
— Я бы не рѣшился говорить, съ вами, если бы не угадалъ по вашему лицу, что вы все знаете.
— Что такое? спросилъ адмиралъ тихо и нерѣшительно, почти испуганно.
— Милый папа, вы все знаете. Зачѣмъ ѣхать? Куда? Чего искать? Гдѣ найдемъ то, что Богъ отнимаетъ. Я не желаю никуда ѣхать. Прошу васъ, милый папа, оставьте меня умереть здѣсь, гдѣ я жилъ такъ счастливо.
Мальчикъ наклонился и спряталъ лицо свое въ рукахъ отца, которыя покрылъ поцѣлуями; жаркія губы больного прильнули къ холоднымъ, какъ ледъ, рукамъ отца. И отецъ нагнулся къ головкѣ сына, и его слезы катились на его бѣлокурые кудри, и долго оба молчали и сидѣли крѣпко обнявшись.