Блокнот с однотонной заклеенной в нескольких местах скотчем обложкой.
Я открыл страницу, которую пометил желтым стикером. Вверху стояла дата: 27 апреля, 1986 год.
«Ходили слухи. Я узнал великую тайну накануне. Я хотел, чтобы всё было, как раньше. До сегодняшнего дня. До вчера.
Если бы люди не лгали, ничего бы не случилось...
Она до сих пор там. Я не смог её забрать. Конечно, была причина. Они не узнают, что была причина. Так больно. Я хочу умереть. Больно, что они не верили мне. Теперь она уничтожена, ничего не осталось. Они не узнают, что у меня не было выбора. Я оставил её там. Возможно, придёт время, и о ней узнают многие. Надеюсь, меня к тому моменту уже не будет в живых. Я оставил её там. В квартире. Господь прости, я оставил её там!».
Рассказ от 27 апреля разительно отличался от всего, что я прочёл в дневнике. До этого дед размеренно и даже педантично описывал работу учителя физики старших классов, концентрируясь на деталях, которые что-то значили только для него. Но потом он написал страницу путанных эмоциональных признаний, после чего не возвращался к дневнику шесть лет. Я пробежался глазами по строчкам, которые выучил наизусть, и без лишнего шума убрал дневник обратно.
— Доброе утро, — послышалось позади.
Я вздрогнул и оглянулся.
— Привет! Как спалось, как настроение? Что снилось?
Слава щурился сильнее обычного: пришлось прикрыть шторку, чтобы в комнату не попадало много света. Правой рукой он попытался пригладить волосы, но те продолжали забавно топорщиться во все стороны.
— Нормально, — сказал он, медленно выбираясь из уютного гнезда одеял.
— Кажется, мне снился мой дед.
Я бесцеремонно уселся рядом на кровать, пока он приходил в себя, почёсывая переносицу пальцами.
— Твой… дед?
— Я не говорил, что он родом из Припяти? — Слава мотнул головой. — Так вот, он из Припяти. Не ликвидатор, нет, учитель физики. Эвакуировался отсюда после аварии. Но почему-то хватанул столько радиации, что десять лет лечился.
— Учитель физики?
Отбросив одеяло в сторону, Слава нырнул в тапочки и, подойдя к рюкзаку, взял бутылку минералки.
— Думаешь, он мог что-нибудь знать?
— В каком смысле?
— Про Чернобыль! — я округлил глаза.
— Ну, — он медлил. — Не знаю, не обязательно. А он сам тебе что-то рассказывал?
Я посмотрел на Славу. Какой прекрасный момент мне подбросила судьба, чтобы признаться. Дед не рассказывал, но он написал! И запись в его дневнике не оставляла меня в покое с одиннадцатого класса. Я здесь с миссией, и ты должен мне помочь…