Амелии было не привыкать к глазеющим разинув рот людям, но еще никогда она не чувствовала себя так глупо, как во время этого шествия между отелем и музеем. Капор хорошо прятал ее лицо, но вдруг и зонтик оказался весьма кстати. С раскрытым зонтиком нашлось чем занять руки, а если его наклонить, можно отгородиться от той части толпы, которую не скрывали поля шляпки.
Барнум, помахивая рукой и приветственно улыбаясь, ожидал их у входа в музей. Он поцеловал Амелии руку, словно приветствуя настоящую царственную особу. Она едва сдержалась, чтобы не отнять руку от его сухих губ.
Как только вся процессия оказалась внутри, двери накрепко заперли, оставив снаружи двоих громил осаживать грозным взглядом всякого, кто осмелится подойти.
Для представлений русалки был выбран шестой зал, что вынуждало зрителей сначала пройти через множество прочих экспозиций. Барнум не желал, чтобы посетители, повидав русалку, тут же покидали бы музей. В конце концов, надо было распродавать путеводители, а какой от них толк, если публика не оценит остальные экспонаты.
– А ещё, – говорил Барнум Амелии ранее, – рано или поздно вы меня покинете, верно? Но билеты-то продавать всё равно придётся. Если тому, кто придет на вас посмотреть, приглянутся другие экспонаты, он расскажет друзьям о музее Барнума, что туда стоит заглянуть в воскресенье после обеда и потратить четвертак.
Вход в зал русалки преграждала масштабная копия гравюры, напечатанной в рекламных буклетах Барнума, с изображением трёх прелестных русалок, одна из которых кокетливо расчёсывала волосы. Копия была выполнена на длинном развевающемся холсте, закреплённом у потолка.
Этот занавес практически полностью закрывал обзор, видимо, чтобы сильнее будоражить воображение. Эффект удваивался при виде огромного белого указателя с другим изображением русалки, ожидавшим посетителя сразу же за поворотом. Рядом с рисунком была табличка с описанием встречи доктора Гриффина с русалкой в водах близ Фиджи.
Под ним, надёжно укрытая в стеклянной витрине, лежала небольшая записная книжка доктора в кожаной обложке, открытая на страницах с описанием удивительного открытия и небольшим наброском портрета русалки. Леви нарисовал её сам, и Амелия поразилась, как точно он уловил облик. На рисунке она была самой собой – русалкой, неземным существом, а не прекрасной дивой, которой Барнум заманивал зрителей.
Больше в дневнике ничего не было. Барнум придал книжке потрепанный вид, смял переплёт и сбрызнул поля соленой водой, чтобы бумага покоробилась. Получилась как бы настоящая записная книжка путешественника, но это была всего лишь очередная подделка.