В последний раз, когда я ее видела, она стояла, уткнувшись в плечо Селесты. Селеста увела ее куда-то, пошатываясь от тяжести опирающейся на нее Риз. Риз выглядела потрясенной. На грани опустошения. Разбитой. Я могу только предположить, что Селеста отвела ее в лазарет. С тех пор я не видела Риз, а комната, в которой они жили с Элеонорой, по-прежнему перетянута желтой лентой, как место преступления.
– Входи, – говорит Селеста, глядя на меня.
Я неловко топчусь на пороге, наполовину войдя в комнату. На кресле у стола лежат какие-то вещи, кажется для Фестиваля проектов, на каждой – бирочка с именем Миранды. Это похоже на какой-то гончарный круг с открытыми печатными платами, припаянными к напольным педалям.
Я бы с удовольствием присела, но не осмеливаюсь сдвинуть эту штуковину. Она выглядит не очень прочной.
– Да, заходи, – эхом отзывается Самира. – Посиди с нами.
Я засовываю руки в карманы:
– Благодарю.
Хлоя двигается, освобождая мне место рядом с ней, но я уже подошла к столу. Я сажусь на край, подтягивая колени к груди. При любых других обстоятельствах я была бы в восторге, что эти девушки признали мое существование. Теперь мы все друзья? Может, лучшие друзья на всю жизнь. Нас сплотила трагедия. Может быть, обычная субординация в этом коллективе не выдерживает конкуренции перед лицом жизни и смерти.
Или, может быть, они просто беспокоятся. Мы все заперты в Фенморе по крайней мере еще на один день, нам не разрешают выходить даже в столовую. Я заметила тележку с завтраком в комнате мисс Клири, полную хлопьев и выпечки. Вероятно, на другой тележке привезут обед и ужин. Мы ждем, когда нас вызовут в резиденцию директора, где нас по очереди опросит группа взрослых: доктор Карлайл, психолог и следователь из бюро судебно-медицинской экспертизы, выясняющий обстоятельства смерти жертвы.
Именно это, кажется, девочки и обсуждают.
– Я не понимаю, – говорит Селеста приглушенным голосом. – Элеонора была последним человеком, от которого я ожидала такого.
Самира наклоняет голову:
– Наверное, не всегда можно понять, что у кого-то депрессия.
Она искоса смотрит на подругу, ожидая согласия, но Миранда избегает ее взгляда. Она смотрит вниз, молчаливая и угрюмая, изучая полосатый узор на простынях.
Депрессия? Не это ли имел в виду Мэддокс прошлой ночью в моей комнате, когда сказал, что это все его вина? Но тогда почему он отказался довериться мне? «Чем меньше ты знаешь, тем лучше». Как будто он пытался защитить меня от чего-то, что могло причинить мне даже больше боли, чем ему.
– Не знаю, – слабо возражаю я. – Мне кажется, она упала случайно. Там не было никаких ограждений.