Я думаю о том же самом.
Мы смотрим друг другу в глаза, стоя напротив в разных концах зала. Она уперла руки в боки. Я выпрямляюсь во весь рост и копирую ее позу. Как только двери за Риз и Норой захлопываются, она лезет в сумочку за очками.
– Что ты делаешь?
– Звоню.
– Элеонора…
– Позвонить маме, – диктует она инструкцию своим очкам, опускает руки и неторопливо подходит ко мне. – Идет набор номера.
Я делаю несколько шагов в ее сторону:
– Элеонора, мы можем поговорить об этом?
Она снимает очки. Смотрит яростно.
– Ты знал, что произойдет. У нас было соглашение, и ты, очевидно, решил его проигнорировать, так что…
– Я ничего не сделал.
Она останавливается у дальнего края платформы, облокотившись на нее. Рюкзак Норы лежит рядом с ней. Она отталкивает его, сморщив нос от отвращения, и кладет на место рюкзака свою дизайнерскую сумочку.
– А мне кажется, все выглядело совсем не так, – говорит она.
Нет смысла спорить. Я больше не пытаюсь как-то сгладить ситуацию. Она хочет позвонить родителям и сказать им, что я ужасный человек? Вперед!
– Может, это мне стоит позвонить твоим родителям? – Я тянусь к своим очкам и надеваю их. – Я уверен, они будут в восторге, услышав, что их драгоценная дочурка решила стать шантажисткой.
Она вздергивает подбородок и смеется своим серебристым смехом. Я не могу поверить, что когда-то находил этот звук привлекательным. Сейчас он заставляет меня только зубами скрипеть.
– Шантаж? – сладко воркует она. – Это сильное слово.
Внешне она выглядит спокойной, но я-то знаю, что творится у нее внутри. В уголках ее рта застыло напряжение. Я блефовал, угрожая позвонить ее родителям.
Ее родители… Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Все это время я полагал, что Элеонорой двигала ревность, но, возможно, это еще не все. Она использует наши фальшивые отношения, чтобы скрыть что-то, о чем ее родители не должны узнать, пока эта программа не закончится.
Очки Элеоноры торчат из сумочки. Я задумчиво смотрю на них. Неужели она действительно собиралась позвонить маме? Если я схвачу ее очки и загляну в них, увижу ли я какие-нибудь признаки звонка? Или все ее разговоры о прекращении моего финансирования были не более чем детсадовской дразнилкой?
Да. Я знаю тебя, Элеонора Уинтроп. Она всегда так делала, когда мы были маленькими. Каждый раз, когда игра в догонялки или в Али-Бабу оборачивалась против нее, она поступала точно так же: угрожала наябедничать первому попавшемуся взрослому. Но никогда не выполняла этих угроз. Не выполняла, если ее противники твердо стояли на своем.
Возможно, я наконец-то нащупал правильный выход. Я использую свое преимущество, тщательно подбирая слова: