Но он делает отвергающий жест рукой, будто прогоняет дибука, будто сметает паутину с лица. Почему она появилась снова? Ее место в Вильне, это ужасное недоразумение, когда в твою жизнь врываются женщины из другого времени. Это я, помнишь: раньше… Но ему не нужно никакого «помнишь». Вильна была всего лишь подножкой, на которую он быстро поставил ногу, чтобы скорее вскочить в поезд будущего. Ни одна дорога не ведет в нее обратно. Ты слышишь? Ни одна.
Потом они долго шли пешком в ночи, блуждали, кружили по странным, неспешным дорожкам квартала. Так просто ее было не прогнать. Они оказались в маленькой гостинице на бульваре Распай, в мастерской было слишком грязно. Когда утром они расстались, он бежал оттуда, как от докучливой тени. 10 июня 1925 года у них родилась дочь. Aimée, она, будто в насмешку, назвала дочь Эме. Ясное требование любви к себе и заодно к своей дочери. Но он даже не хотел ее видеть, отрицал, что он ее отец. В тридцатых на Монпарнасе кто-то сказал: она – вылитая твоя копия!
О ком вы? У меня нет дочери, оставьте меня в покое!
Он не хотел ее видеть, но ее лицо смотрело на него с тех пор везде и в любое время. Будто решив над ним поглумиться, судьба наделила дочь явно его глазами, его носом, его губами, его ртом. Он выслал ее вместе с матерью прочь из своей жизни, куда-нибудь, где не было его. Только он решал, какие фигуры должны стать зримыми на полотне его жизни, а какие исчезнуть. Судьбе здесь нечего делать, он сам принимает решение о красках. На каждом холсте он был свой собственный король-мученик.
Это был первый год, когда он наконец поверил в свое прибытие в Париж. После налета фармацевта из Филадельфии Збо продал немало его картин, другие американцы приезжали в Париж, спрашивали этого Сутина, его стоимость резко возросла, Збо теперь прибавлял три, а лучше даже четыре нуля к прежним ценам. И некоторое время он жил в грандиозной имитации богатства.
Это время триумфа. Марселен и Мадлен Кастен снова появляются на горизонте, обхаживают его, после того как поссорились с ним на первой встрече. В начале двадцатых они встретились в маленьком кафе на улице Кампань-Премьер, один из друзей-живописцев посоветовал им купить у него картину, потому что он остался без пропитания, ему совсем не на что жить. Он пришел с большим опозданием, желая проверить, всерьез ли это, станут ли его ждать. В каждой руке у него была картина, он уже не помнит, что именно, вероятно, что-то из Сере или Кань. Марселен Кастен торопится, ему надоело ждать, он вытаскивает сто франков и, даже не глянув на картины, сует художнику.