Где-то в мире есть солнце. Свидетельство о Холокосте (Хазак-Лоуи, Грюнбаум) - страница 46

— Все будет хорошо, правда.

Это я утверждаю или спрашиваю? Мама обняла меня так сильно, что боль в груди как будто рассыпается осколками, и от этого мне страшно и вместе с тем хорошо.

А потом я иду куда-то вслед за Павлом, который все время меня торопит, но вдруг останавливается, оборачивается и спрашивает:

— Так как тебя зовут-то?


Мы минуем одно высокое длинное здание за другим, все корпуса отделены друг от друга узенькими проулками. Целый городок.

— Что это за место?

— В смысле? — удивляется Павел. — Это Терезин. А ты что думал?

— Нет, я просто…

— Наци называют его Терезиенштадт. Без разницы. Это то же самое.

Мы сворачиваем за угол и вместо очередного корпуса видим большую площадь, а посреди нее — что-то похожее с виду на цирковой шатер. На дальнем конце площади — старая церковь. Повсюду толпы людей со звездами на одежде. Всех возрастов люди, в том числе очень много стариков. Ходят туда-сюда, но еще больше сидят на скамейках или стоят у входа в какой-нибудь корпус.

— Они что, построили все это специально для нас?

— Не, — говорит Павел. — Это все тут давно было. Лет сто или больше. Военная крепость, наверное. А теперь это все наше. Ну не то чтобы совсем наше — хозяева тут, само собой, немцы. Но управляем мы, евреи. То есть в основном наци говорят евреям, которые здесь за начальство, что надо делать. Но мы хотя бы не сталкиваемся каждый день с немцами. Только евреи, и нас тут очень много. По мне, так даже чересчур.

Мы добрались до бледно-желтого здания с коричневой крышей. Павел взбежал на невысокое крыльцо.

— L417. Заходи.


Внутри шум — примерно такой, как в школе, когда двери классов закрыты, но слышно, как за ними все что-то говорят. Мы идем по коридору, потом вверх по лестнице, снова по коридору, и наконец Павел останавливается и открывает дверь.

Дикий шум выплескивается наружу.

— Комната номер семь, — объявляет мой провожатый.

Я заглядываю, но входить не решаюсь.

Комната размером с класс. Не очень большой. Только вместо парт и стульев повсюду нары. Трехъярусные нары из неструганого дерева, и к ним прислонены деревянные лесенки. Нары составлены так плотно, что комната не просматривается даже до середины. К тому же с нар свисают вещи — рубашки, штаны, куртки. Башмаки, одеяла, сумки — чего тут только нет.

И мальчики. Мальчики повсюду. Все примерно моего возраста. Лежат на нарах, сидят на нарах, стоят между нарами. Болтают. Рисуют, пишут, читают книги, играют в карты, расставляют фигуры на шахматной доске. Несколько ребят сидят за узкими дощатыми столами, втиснутыми между рядами нар. А двое мальчишек закатились под один из таких столов — похоже, они борются на полу.