— Опера называется «Брундибар».
— «Брундибар»? — повторил Иржи, повернувшись ко мне. Он выговорил это название, будто какое-то неприличное слово.
Шехтер встал и подошел к маленькому коричневому пианино в дальнем конце комнаты. Поднял крышку, пробежался по клавишам, сначала просто так, а потом заиграл песенку. Прикрыв глаза, он что-то напевал про себя — негромко, но мы отчетливо слышали, потому что подвал совершенно затих. Я даже глаза почему-то закрыл.
Наконец пианино смолкло, и я открыл глаза. Рези представила нам второго мужчину:
— Это Рудольф Фройденфельд. Он будет нашим режиссером. Рудольф, расскажите детям, о чем ваш спектакль.
Рудольф поднялся и стал расхаживать перед нами. Теперь уж он не выглядел сонным. Руками он проделывал пассы, будто фокусник.
— Двое детей, Анинка и Пепичек, брат и сестра. Отец пропал, мама больна, очень больна. Приходит врач и говорит: «Ей станет лучше, если она выпьет молока». Но у них нет денег. Они же почти сироты! — Он оглянулся на Шехтера, словно ожидая подсказки, но Шехтера больше интересовало пианино. — Дети идут петь на ярмарку, чтобы заработать немного денег. Но злой шарманщик Брундибар, — он выговорил это имя с отвращением, — гонит их прочь. Это мерзкий человек с усиками…
— Мерзавец с усиками? — перегнувшись, зашептал мне в ухо Иржи. — Звучит знакомо.
— Что же делать? Детям нужны деньги. К счастью, воробей, кот и пес, а потом и другие дети из того же города помогают Анинке и Пепичеку победить Брундибара. В конце все они поют вместе на ярмарочной площади. — Он снова оглянулся на Шехтера и тот кивнул. — Таков сюжет «Брундибара».
Фройденфельд сел, а Рези сказала нам:
— Кто хочет играть в «Брундибаре», останьтесь тут и послушайте. Через несколько дней будут пробы на роли Анинки, Пепичека, животных и Брундибара. И желающие могут петь в хоре, но для этого вам придется посещать все…
— Все! — твердо повторил Шехтер, не поднимая глаз от клавиш пианино.
— Да! — продолжала Рези. — Посещать все репетиции. Теперь можете идти.
Все вскакивают и каким-то образом ухитряются шуметь еще больше, чем шумели до того, как Рези с нами заговорила.
— Пошли! — сказал Иржи. — Если поторопимся, успеем сыграть партию в шашки до поверки.
— Знаешь, я, пожалуй, останусь, — ответил я.
— Серьезно? — удивился Иржи, словно я на его глазах свихнулся. — Зачем?
— Не знаю. — Я пожал плечами. — Мне вроде как музыка понравилась.
— Ты же не умеешь петь, — сказал Иржи.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю, уж поверь.
Я не стал спорить, и Иржи ушел, а я встал и подошел к тем, кто остался, — несколько десятков ребят уже облепили Рези и Фройденфельда.