— Ну же, Томми, толкай! — кричу я от своего края тележки.
— Не могу! — отвечает он. — Застряло. Сам посмотри.
Я подхожу, смотрю. Заднее колесо провалилось в щель между булыжниками.
— Вот было бы это на обратном пути от Дрезденского корпуса, мы бы могли ее приподнять, — прикидывает Томми. — Но с грузом хлеба…
— А если пара буханок… ну, знаешь, свалятся с тележки? — подмигиваю я.
У Томми глаза округлились от испуга.
— Миша! — громко шепчет он. — Одна-две булочки — это ничего, но целые буханки?
Он прав. Дурная идея. Крошечные булочки можно спрятать, особенно если штаны, хоть ты и носишь их четыре года, болтаются на тебе — как мои. Но целый хлеб не спрячешь. А жаль: как раз вчера я выменял у какой-то тетки на две булочки хвостик салями. Наша с Томми работа — лучшая во всем лагере, хоть мы и не понимаем, что говорят нам датчане, которые работают в пекарне. Томми — хороший мальчик, он слушается меня, потому что я старше и — официально — главный в нашей команде из двух человек. Мы обходим весь Терезин и чаще всего сами выбираем маршрут. Я и для Кикины такую же работу добыл, он то и дело меня благодарит. Само собой, раз я работаю на пекарню, то не учусь. Может, и нехорошо пропускать столько уроков, но, по мне, лучше быть сытым и глупым, чем умным и помирать с голоду.
— Попробуем ее раскачать? — предлагаю я Томми. — Глядишь, и стронется.
Мы толкаем взад-вперед, но тележка не сдвигается с места — это и понятно, она же длиной с меня и Томми, вместе взятых. Нас обгоняет какой-то прохожий, усатый и с густой щетиной на подбородке. Мы просим его помочь.
— Вы давайте с того конца, а я приподниму этот, — говорит он и подсовывает ужасно грязные руки под дно тележки. Получилось не сразу, но, качнув тележку раз двадцать туда-сюда, мы наконец выдергиваем колесо.
— Большое спасибо, — говорю я нашему помощнику.
— Не за что, — откликается он и дальше шагает рядом, словно решил немножко прогуляться вместе с нами. На углу мы сворачиваем в проулок между двумя высокими зданиями.
— Эй! — негромко окликает нас спутник, предварительно оглянувшись. — Как насчет, к примеру, вознаграждения за мой труд?
— А? — не понимаю я.
Большим пальцем он указывает на тележку.
— У вас тут очень много хлеба. Никто не заметит, если одной буханкой станет меньше.
Я останавливаюсь и смотрю на Томми, который тоже перестал толкать тележку. Но Томми лишь приподнимает плечо и бормочет что-то неразборчивое. Тогда я сую руку в карман штанов и вытаскиваю булочку.
— Хлеб они пересчитывают, — говорю я, отдавая мужчине булочку. — А булки даже вкуснее.