Не прошло и часа, как я смирилась со своим весьма рутинным и невыдающимся посещением кровомобиля. Зато приятно, что не пришлось ничего стирать.
В последующие недели я много работала. О донорстве я не вспоминала до тех пор, пока не получила вчера мейл от банка крови: «Сданная вами кровь направлена в региональную больницу города Гадсден, Алабама, чтобы помочь нуждающемуся пациенту».
Я представила себе женщину с иголкой в руке, лежащую на кушетке, как лежала я с такой же иголкой, однако вместо крови, бегущей вверх по прозрачной трубочке, та же самая жидкость — жидкость, необходимая ей для жизни — текла вниз и прямиком в ее тело.
Ради нее я снова пойду сдавать кровь.
Несколько месяцев назад мы с Дэйвом стояли на кухне и размышляли, что приготовить на ужин. Пока мы обсуждали рецепты запеченного лосося, разговор принял резкий оборот.
«Почему ты до сих пор не сдал на права?» — спросила я.
Дэйву сорок два. Водить не так уж сложно.
Затем мы думали пожарить что-нибудь на воке, пока я не возмутилась: «И сиденье унитаза не опускаешь!»
После этого мы решили заказать еду на дом. Дэйв достал ноутбук и стал изучать доступные варианты. Мы выбирали, в каком ресторане сделать заказ, но тут я вклинилась с вопросом: «Почему спортзал забросил? — спросила я. — До инфаркта себя доведешь».
Я любительница толстячков, из-за чего живу с вечной уловкой-22: предпочитаю такое телосложение, которое может навредить и сократить жизнь его владельцу. Постоянно разрываюсь между тем, скормить ли мужу тарелку сала или отправить его на марафон.
«У тебя клубная карта уже несколько месяцев пылится», — добавила я.
Дэйв конфликтов избегает. Когда я завожу взрывоопасный разговор, он двусмысленно кивает или переводит тему. «Китайская, средиземноморская, тайская», — читал он с экрана, не замечая моих претензий.
«Я не могу спорить сама с собой, — сказала я. — Ты должен обозначить свою позицию».
«Вьетнамская? — сказал Дэйв. — Ты же любишь фо».
В этот момент я хотела фо меньше всего на свете, но он продолжал смотреть на меня так, будто я могла бы каким-то образом все-таки захотеть фо. Как после четырех лет брака он мог смотреть на такое лицо, перекошенное таким образом, и думать, что оно означает: «Да, хочу фо»? Помолчав несколько секунд с грозным видом, я сказала: «Ты даже не понимаешь меня!»
Дэйв сидел в замешательстве, рука замерла на мышке. Он выглядел уязвленным и несколько огорченным. «Я не понимаю, — сказал он. — Зачем ты срешь мне в душу?»
У меня не нашлось хорошего ответа на этот вопрос: тогда насрать ему в душу казалось неплохой идеей. Я чувствовала в груди тугой клубок слов и всякого вздора, который вдруг ни с того ни с сего начал распутываться.