Позвольте, г-н Редактор, на страницах Вашей газеты принести мою сердечную благодарность неизвестным жертвователям. Я получил от них подарок несравненно большей цены, чем они думают: они убедили меня, что я до сих пор, помимо напрасных затрат, не знал самого верного способа акклиматизации в этом крае привозных фруктовых деревьев… Мне подарили новую эпоху в моих опытах садоводства.
Приношу неизвестным жертвователям мою глубокую признательность и желаю им от всей души испытать такую же радость в их начинаниях, какой они наделили меня».
— Вот и все, дальше — подпись… Итак, что скажете?
— Ну, что сказать? Все как будто верно… Впрочем, я мало что смыслю в садоводстве.
— Да я не о том! Как вы думаете, кто этот доброхот? И почему он пожелал остаться неизвестным?
— Откуда же мне знать? Вы многим людям сделали и делаете добро, вот кто-то и отплатил вам тем же.
— Найти бы мне его! Расцеловал бы от всей души!
Капитан Хук отвернулся к коллекциям, чтобы скрыть улыбку. Он вспомнил, как закупал, советуясь с опытными садоводами, все эти черенки в Америке, как трясся над ними во время долгого обратного рейса к русским берегам, как, наконец, здесь, в Приморье уговаривал местных корейцев помочь вручить Яновскому подарок; они боялись, не причинит ли какого вреда их соседу и другу этот громадный таинственный тюк, и согласились лишь тогда, когда их убедили, что фермер будет только рад, получив его…
— Нет, Мирослав, боюсь, нам этой загадки не разгадать. Разве только пригласить сыщика, например нашего знакомого следователя Осмоловского?
— Ну уж увольте меня от этого господина!.. Ладно, бог с ним, с именем жертвователя. Только благодаря его бесценному дару (ну и моим скромным усилиям) в Приморской области будут цвести сады!
— Мирослав, вы меня просто поражаете! Я как-то попробовал подсчитать все ваши профессии, так сбился со счета: рудознатец, коннозаводчик, метеоролог, оленевод, археолог, орнитолог, энтомолог… Теперь вот еще и садовод! Я недавно слышал, что вы здесь, на Славянском полуострове, посадили кедровую рощу, придав ей очертания громадной буквы «Я»… Это правда?
Яновский в смущении подергал себя за бороду.
— Мм… было что-то в этом роде… Появилось вдруг такое, знаете, мальчишечье желание оставить на земле память о себе…
— Да вы и так ее оставили делами своими! Действительно, мальчишество… Ведь это «Я» только птицы смогут увидеть!
— Ничего, когда-нибудь и люди увидят.
— Вы что же, думаете, что мы научимся летать?
— Мы с вами, наверное, нет, а вот Андрейка и Сережа или их дети — наши внуки — обязательно!